Ну что ж. Она сделает коллаж ко дню рождения Уизи. Или для Кармелы…

Два коллажа – вдвое больше радости.

Первый для Уизи. Она быстро вытащила розовый карандаш, попробовала кончик… и отложила. Может, не тот цвет?

Ни одной идеи не приходило в голову.

Нет-нет, она продолжит работу, просто займется коллажем для Кармелы. Тру сможет сделать это. Так же как сумела построить свою жизнь. Она сможет. Ведь она Мейбенк!

Но время шло, а она так и не могла сообразить, с чего начать. Взяла черный карандаш, попробовала и опять отложила. Нет, что-то явно не так. Все не так.

Сияя своей белизной, пустой лист издевался над ней.

Тру заморгала и огляделась. Ее студия была просто старым чердаком со всем тем хламом, что остался от старой леди – тетушки отца Хони. И с никуда не годными работами женщины, которая живет в постоянном сомнении и страхе.

Взяв чистый лист, Тру скомкала его. Чем больше она работает, тем сильнее становится ее страх. Что-то идет не так? Она с силой швырнула бумажный комок, но, увы, это не принесло ей удовлетворения. Тогда, разозлившись, Тру запустила в стену стакан с карандашами. Отскочив от стены, он ударился об пол, и карандаши раскатились в разные стороны.

Перебирая рисунки, она увидела всю свою жизнь: растерянность, злость, сомнения, страх.

Но ведь была же и красота! Когда же Тру сможет увидеть ее? А где гармония? А счастье? Где все это? Где праздник? Где покой?

В доме стояла мертвая тишина. Ни шороха, ни звука… сама не зная почему, она раскрыла полочки отцовской рубашки и посмотрела на свою грудь. Нет, и эта красота не нужна никому. Она жаждала прикосновений…

Но стоило ей подумать о Дабзе, и желание ушло.

«Все потому, что ты испытываешь стресс», – сказала себе Тру.

Но… стоило ей подумать о Харрисоне, и тело вмиг ожило. Она должна посмотреть правде в глаза. Она хочет его. Только его.

«Что ж, присоединяйся к клубу его фанатов, – сказала бы Кармела. – Добро пожаловать в международный фан-клуб Харрисона Гембла!»

Тру подняла с пола первый попавшийся карандаш – красный, – вернулась к этюднику и провела несколько линий и рельефных дуг. Идея расцветала в ее голове. Все сошлось, но не как кусочки пазла, а как один беспрерывный поток, который она всегда ощущала, когда смотрела на ряды помидоров и ягод, на зелень листвы, на садовые сабо, в беспорядке валявшиеся между грядками, словно миниатюрные абстрактные скульптуры… Фантазия работала, подгоняя ее, и Тру уже не могла остановиться…

Бессмысленно? Возможно. Но такая гармония.

Это был коллаж о них с Харрисоном, о том, как они занимались любовью в воде. Ее лифчик, уплывающий в темно-зеленую глубину залива…

Это мог бы быть коллаж к торжественному событию, если бы…

Но злость все еще не уходила… Рука двигалась медленнее, затем замерла, и Тру сокрушенно покачала головой. Нет, никогда не будет этого торжества, потому что у этой истории не может быть счастливого конца.

Дверь чердака открылась без скрипа, с лестницы пахнуло прохладой.

Тру не испугалась, понимая, что это никакой не маньяк: собаки подняли бы лай, – нет, кто-то поднялся снизу. Скорее всего Уизи. Почему-то ее совсем не удивило, когда оказалось, что это Харрисон, в футболке с надписью «Инспектор женского тела» и длинных трусах-боксерах, со всклокоченными волосами невероятно привлекательный.

– Ты чего шумишь? Всех перебудишь, – сказал он будничным спокойным тоном.

Она прижала палец к губам, призывая его к тишине, хотя пару минут назад сама швырялась карандашами. Зачем? На этот вопрос не было ответа.

– Сейчас четыре утра. – Он зевнул и потянулся. Футболка приподнялась, открывая мускулистый живот, а боксеры натянулись в определенном месте. – Ты не хочешь собрать карандаши и пойти поспать?

Мерси. Да и как можно устоять рядом с таким обаятельным мужчиной? Жар заливал низ живота.

– Нет, они преграждают путь нежелательным посетителям. Пройди через них, если сможешь.

Что Харрисон и сделал не моргнув глазом, с интересом оглядываясь по сторонам.

Тру была удивлена и шокирована, не в состоянии понять, почему ее не возмущает его бесцеремонное вторжение в ее личное пространство, в ее тайное убежище. Казалось, оно целиком и полностью принадлежит ей. Впрочем, когда они были детьми, он тоже показал ей свое убежище – беседку, увитую жимолостью. А может, она просто бесконечно рада видеть его?

Надо признаться, так и было.

Сейчас, когда он стоял в нескольких шагах от нее, Тру кивнула на его футболку.

– Это из «Гудвилла»?

– Угу. – Он опустил глаза на надпись. – Я раньше всегда там что-то покупал. Так что это дар прошлому.

– Ты услышал шум и проснулся?

– Ну да. Я лежал и думал: может, в дом забрался енот или крыса шурует на чердаке, – но затем услышал скрип половиц. Пришлось проверить, хотя в темноте никак не мог найти нужную дверь. Потом увидел свет и понял, что это ты или Уизи, и решил подняться. Слава богу, не крыса, а то я заорал бы на весь дом.