– Лавочники, конечно, звери. Но за кражу они воришек не потрошат, – хохотнул граф.

Публика отозвалась жиденькими нервными смешками. Всего несколько человек не позеленели от вида пустого, как дырявое корыто, трупа. Само собой, де Вельт видел и не такое в захваченных после долгой осады крепостях, на полях сражений и после них. Коронер смотрел на края раны и вычищенное нутро с профессиональным интересом, почти на границе нездорового восторга. Сам Навен не почувствовал ничего, кроме голодного урчания в животе. Краем глаза он следил за Готфри: на физиономии гизрийца отпечаталась мрачная решимость, а его дрожащие пальцы изобразили символ Илнара.

– Может, който? – если де Вельт и был испуган, то страха никак не показывал. – Они у нас водятся.

– Нет, – уверенно отозвался коронер. – Разве только нарочно обученный убивать. Или наделенный извращенным разумом.

Крысомордый, прищурившись, посмотрел на собравшихся. Под его пристальным взглядом сделалось неприятно. И не одному Навену. Готфри едва слышно переступил с ноги на ногу и сглотнул.

– Който не убивают – они охотятся, – назидательно произнес коронер. – В основном, на своей территории и только ради пищи. Будь тут замешан който, даже случайно забравшийся из леса в город, он бы унес тушу с собой. Но это совершенно точно что-то крупное. Рану нападавший нанес снизу вверх. Острым серповидным орудием.

– Когтями, – прошептал Готфри и зажал себе рот.

– Уносите, – распорядился граф. – Где корладец? Он?..

– …навещает мою матушку, – поспешил как можно деликатнее вставить Навен. – Там за него есть кому поручиться.

– Но под стражей он ночью не был? – нахмурился де Вельт.

– Отсутствие в покоях еще никого не делает преступником, – внезапно подал голос Готфри и густо покраснел.

«Или недоносок тоже провел веселую ночку в борделе, или… что более вероятно, нашел себе приключений в замке», – отметил Навен. Иначе откуда у паршивца желание обелять врага?

– Если его сиятельство пожелает, я немедленно доставлю корладца, – предложил Навен со всей своей учтивостью.

– Не пожелает мое сиятельство, – проворчал граф. – Ватто, Гелар, за мной.

Стражники Хоринга, закованные в броню, недвусмысленно оттеснили имперского коронера. Труп вора водрузили на носилки, и представление закончилось. Хотя люди не спешили расходиться. Прошествовал Де Вельт в сопровождении магов. За ними стражники с носилками. Навен остался не у дел. Следовало напроситься осмотреть покойника самому, но действовать открыто не хотелось.

Готфри отвел коронера подальше и что-то шептал тому на своем родном диалекте. Подслушать их было просто, понять, увы, нет. Даже знакомые слова звучали незнакомо. Во всем явственно мерещились гнусавые квакающие нотки. «Хуже, чем мы думали», – ответил гизрийцу крысомордый.

Что-то мягкое мазнуло Навена по бедру. Так легко, словно дуновение сонного летнего ветерка. Но наивные фокусы не могли обмануть того, кто видел эту жизнь и с лица, и с изнанки. Навен молниеносно перехватил руку в перчатке, скользнувшую в его карман. Да так, что никто вокруг не заметил неловкости ситуации.

– Назови мне причину не ломать твои пальцы, – вкрадчиво предложил Навен.

– Курьеру? – насмешливо ответил пойманный на горячем. – Я тут не брать, а отдавать.

Навен разжал хватку. Тонкие пальцы выскользнули, и курьер потерялся в невесть откуда собравшейся толпе.

– Смотреть не на что! – крикнул зевакам коронер. – Тело унесли.

– Чего ж тебя с собой не взяли, образина? – крикнул в ответ кто-то из толпы.

Мерзкий тип зашипел, как гигантская крыса, одернул кошачий воротник и, задрав нос, удалился. Навен сунул руку в карман. Там действительно лежало то, чего он сам туда не клал. Медная монета с тремя насечками шрамов прямо по профилям императорской четы.

Тоскливым взглядом проводил Навен удаляющиеся фигуры Готфри и коронера. Нет смысла пытаться получить ответы, когда не знаешь правильных вопросов. А вот Леннарт мог бы пролить свет на некоторые детали.

С этими мыслями он и вернулся в «Бархотку и подвязку». При свете дня это заведение превращалось в обыкновенный пансион для девиц, как их описывали в мемуарах. До заката шлюхи даже напоминали женщин. Те, что помоложе, проводили время за учебой, на которой более всего настаивала мадам. Девочек учили грамоте и языкам, истории, законам мирским и божьим. А сверх того танцам, музыке и живописи. Те, что постарше, пряли и шили, или являлись учителями.

В старые времена это место сошло бы за храм Мадары. Жрицы поощряли распространение любви в самом наглядном ее проявлении. А после изгнания мадариток из конклава во всем этом стало меньше веры и больше выгоды.

На первом этаже в холле Навен встретил мадам Каси. Она с небольшим чемоданчиком своей обычной уверенной походкой направлялась на улицу.

– Хорошо, что мы встретились, – не дав юноше раскрыть рта, начала Каси. – Я какое-то время проведу в замке. Речь не о часах, а о днях или неделях.