Шрифт:
– Что? – подалась к нему Кошка. Егерь как-то странно усмехается:
– Как же вы, бабы, на всякую чертовщину падки! Я так понял – люди там были, когда жахнуло. До метро они добежать, ясное дело, не успевали, а вот в подвалах тамошних еще прожили какое-то время – недолго, правда.
– С чего ты взял? – впилась в него взглядом Кошка.
– Я там надпись нашел на стене в подвале одном. То ли краской черной, то ли углем. Еле разобрал каракули. Знаешь, что там было написано? «Будьте вы прокляты, твари подземные!» Вот я и думаю – видно, кто-то из них пытался уже потом в метро попасть, да не пустили. Вот он и оставил перед смертью напутствие. Они знали, понимаешь, знали наверняка, что кто-то уцелел, заперся в убежище. А им двери не открыли, бросили умирать…
Да, объяснять такое Кошке нужды не было. Ее ведь тоже когда-то бросили умирать. Иногда ей казалось – она и в самом деле умерла тогда. Потому что невозможно поверить, что та худенькая девчонка, жадно слушавшая сказки, ловившая каждое ласковое слово, брошенное ей мимоходом, как подачку, и нынешняя Кошка, безжалостная хищница, – одно и то же существо. Может, та девчонка умерла, а в тело ее вселился кто-то другой? Теперь он говорит ее голосом, смотрит на мир ее глазами. И обдумывает месть…
– А призраков-то там нет, конечно, кости одни, – задумчиво продолжает Вотан тем временем. – Только вот слышал я иной раз за спиной как будто вздохи… и фонарь у меня в тех развалинах все время гас. А еще казалось – кто-то бесшумно идет следом за мной.
– А ты слышал про подземный ход под рекой? – говорит, не удержавшись, Кошка.
– А-а, вот ты о чем! – Вотан глядит – словно мысли ее читает. – Боишься, что однажды они наведаются к нам? И настанет судный день, и живые позавидуют мертвым? Может и так, почему бы и нет? Я бы на их месте – пришел.
Кошка бледнеет. И вдруг Вотан разражается хохотом.
– Ой, киса! Видала б ты сейчас свою моську! Наплел я тебе с три короба, а ты и поверила?
Она пристально глядит на егеря. В его единственном глазу снова искрится веселье. Как будто и не он только что рассказывал ей все это. Но Кошка чует – от него исходит страх.
К Вотану подсаживается одна из немолодых, набеленных женщин. Глаза, обведенные черным, жадно смотрят на еду.
– Не угостишь, красавчик?
– Уйди, чувырла! – орет егерь. – А то от твоей красоты ненаглядной у меня сейчас последний аппетит пропадет. Я еще не настолько пьян, чтоб на тебя позариться!
Он смотрит в свою плошку, где дымится что-то непонятное. Брезгливо нюхает, потом подвигает к женщине.
– А впрочем, можешь стрескать мой ужин! – орет он на всю закусочную. – Хозяин, небось, раскопал чью-то могилу, чтоб нас попотчевать сегодня. Чье это мясо?
– Обижаешь, – доносится из угла. – Отборная свинина…
– Знаю я, у кого ты ее отбирал. У бродячего пса, небось? То, что на Ганзе не доели, тебе мешками привозят, а ты этой дрянью сталкеров кормишь! Сколько раз зарекался ходить в твою тошниловку!
– И вовсе обидно такую напраслину слышать, – бурчит хозяин, но Вотан уже не обращает на него внимания.
– Песню! – ревет он. – Что за веселье без песни?!
Кошка притворяется, словно ей тоже весело, и затягивает «Ушел наверх и не вернулся».
– Да не эту, – кривится Вотан, – не то настроение. Другую давай!
И он заводит боевую «Череп проломлен, пробита броня», а его спутники дружно подхватывают. Закончив эту, они без передышки начинают другую, про охоту на мутантов:
И как она, бедняжка, ни орала,Но руку ей отъели до локтя.Кошка слышала, будто бы песня написана под впечатлением реального происшествия на Пролетарском полигоне, после которого женщин туда старались не пускать.
– А теперь про мутанта давай! – орет Вотан, как только песня закончилась. – Про того, четырехглазого!
Эту песню знали многие, и чуть ли не половина посетителей «Трех потронов» подхватывает:
Я по городу гуляю, на развалины гляжуИ застывшие трамваи стороною обхожу,Вдруг ужасного мутанта вижу я издалека —У него четыре глаза и всего одна рука.В какой-то момент Кошка поддается всеобщему веселью и начинает тихонько подпевать:
– Рассмотрев его поближе, удивился я вдвойне —У него четыре глаза и желудок на спине.И с какого перепуга создал бог такую страсть?У него четыре глаза, он готовится напасть!– Вот теперь я тебя узнаю, девочка моя! – восторженно орет Вотан. – Вот это по-нашему, киса!
И он во весь голос выводит, отбивая такт ладонями по трещащей столешнице:
– Я подумал: «Вот зараза!» Сердце сжалось от тоски!У него четыре глаза и огромные клыки!