Окрестные селяне стянулись сюда накануне вечером, ставя пестрые палатки и раскладывая свои товары, чтобы, едва солнце покажется над горизонтом, начать бойкую торговлю. В качестве музыкального оформления праздника пригласили несколько самодеятельных коллективов, среди которых громче всех старался хор бабушек и дедушек, которые рвали душу народными песнями под здешний вариант гармони. Когда этот народный хор, умаявшись, в обед отправился в полном составе промочить горло, все вздохнули с облегчением. Но ненадолго. Спустя некоторое время музыкальная пытка возобновилась. Слава этому самому Единому, кто–то догадался организовать пожертвование в пользу развития песенной культуры, которое эта культура не побрезговала пропить.

На «хрупкие» девичьи плечи алоний руководство Ордена возложило развлекательную часть мероприятия. Голла и Кенара под предводительством алоны Виены, которой в будущем году предстоял аттестационный экзамен на Мастера Иллюзий, показали представление на тему деяний отца–основателя. Сцены с его участием подверглись тщательному редактированию — у них святой Конхол вышел куда симпатичнее и доступнее для народной любви, чем в официальной версии на витражах.

Остальные послушницы, не наделенные подобным талантом, тешили жителей дальних и близлежащих поселений зрелищем своих достижений в ратном деле. Девушки делали «змейку», вставали в «пирамиду», сомкнутыми руками останавливали острый меч (имелся такой фокус в арсенале Ранели и Сеш) и демонстрировали отработанные до блеска боевые приемы. Я подобной чести не удостоилась, чему совсем не печалилась. Прыжки на солнцепеке не самое мое любимое занятие. Меня и Анию, как неспособных к акробатическим изыскам, приставили охранять стратегические запасы монастырского вина.

Охранницы из нас получились так себе. Но хватало одного нашего вида и грозно нахмуренных бровей, чтобы не переводившаяся возле бочки очередь вела себя пристойно. Лония, не растерявшая еще преклонения перед старшими сестрами, подобострастно предложила отведать охраняемого продукта. Чаши были нами благожелательно приняты. Ничего вкуснее я в жизни не пробовала. По небу и языку разливалось вкусовое блаженство, оседавшее в неподготовленном к таким вакханалиям желудке. Амброзия, недолго плескавшаяся в наших чашах, действовала сразу в двух направлениях — на голову и на ноги. Скоро для устойчивости пришлось прислониться к бочке. Губы расплывались в по–идиотски довольной улыбке. Деревенские парни, наплевав на наш неприкосновенный статус, бойко кадрили подвыпивших алоний.

Как–то незаметно мы присоединились к шумному празднованию, иногда возвращаясь на охраняемый пост за наполнением чаш. Уследить за нами оказалось некому: алоны, проведшие в хлопотах предыдущую ночь, пребывали в состоянии, близком к обмороку. Вследствие всего выпитого остальная часть празднования вспоминалась с превеликим напряжением.

Глаза, приученные подъемом в одно и то же время, распахнулись сами. Я мучительно пыталась вспомнить что–нибудь из вчерашнего, попутно ощупывая свою драгоценную персону: все ли на месте. Отдельные фрагменты прошедшего вечера, всплывающие в уже не замутненном сознании, приводили в ужас.

Зачем я полезла на огороженную площадку, где заканчивали выступление сестры?

«Для демонстрации школы пьяного мастера, когда–то увиденной и поразившей твое воображение в фильмах с Джеки Чаном».

Понятно. А почему мой лоб украшает здоровущая шишка?

«Заодно ты захотела показать, как разбиваются лбом твердые предметы типа «кирпич“. Так как оного не нашлось, на замену пошел подходящий по размерам булыжник».

Та–а–ак. Отчего же после вышеперечисленных подвигов я проснулась не в подвальной келье, а в собственной кровати?

«В честь праздника решили простить, тем более не ты одна отличилась. А какие задушевные песни ты пела!»

Кошмар! И праздничный фейерверк пропустила, а девчата столько о нем рассказывали…

«Ничего. Попросишь, они еще и про вчерашний салют поведают».

Не хочу повторяться, но… Язва.

Вино действительно превосходное — похмелья не наблюдалось. В общей спальне появилась аалона Валента. Тоже слегка помятая, к слову сказать.

— Долой с лежанок! — гаркнула она.

Я выкатилась из кровати и мухой метнулась в душевую, плавно огибая по дороге препятствия в виде чужих коек. По опыту знаю, что, если в душ не успеешь сразу, потом своей очереди замучаешься ждать. Благодаря такой прыти я оказалась готовой раньше всех, чем заслужила скупую улыбку аалоны, больше напоминавшую болезненную гримасу. Как с утра после злоупотребления спиртным накануне. Возможно, все так и было…

Солнце палило немилосердно, превращая тренировочную площадку в раскаленную сковороду, на которой наставница доводила наш коллектив до состояния готовности. Застывшее марево испуганно вздрагивало, потревоженное звоном клинков. Жара стояла такая, что потом, выжатым из нашей одежды после утренней пробежки и тренировки, можно было полить средних размеров огород. Принимая во внимание вчерашние возлияния, упражнения давались нелегко.

Мы уже месяц с лишним тренировались на настоящих мечах, чередуя занятия с боевыми и деревянными клинками. Этому знаменательному событию предшествовало торжественное вручение оружия каждой из послушниц — Ночь Выбора.

Церемония, обставленная с размахом, началась в полночь — время сосредоточения Силы. Нас, сменивших ради такого случая штаны и рубахи на длинные парадные одеяния, привели в главный зал, где уже собрался весь Орден. Мечей на ярко–синих подушках в руках алон покоилось не по числу алоний, а много больше. Оружие разнилось между собой так же, как и послушницы. Хищно изогнутые ятаганы; благородные мечи — короткие и длинные, надежно широкие и изысканно узкие, безукоризненно прямые и причудливо изогнутые; небольшие клинки и легкие сабли. Они наполняли своим присутствием зал, призывая Силу.