Сухой кивок в сторону Верьяна. Тот ухмыльнулся и пожал плечами, поймав мой ненавидящий взгляд.

– И Леся… то есть Алестатора тоже вы подкупили?

– Нет, деточка. – Старушечье лицо сморщилось в чуть ли не благосклонно–ласковой улыбке. – Его ненависть и готовность нам помогать – целиком твоя заслуга.

Веревки врезались мне в кожу – так сильно было желание ее ударить, а непонимание грозило свести меня с ума.

– Но Пророчество… Я же читала Пророчество! – с детской обидой выкрикнула я.

– Это которое же? – ехидно поинтересовалась бабка. – Благодаря моим усилиям по Империи ходит несколько вариантов, причем некоторые из них друг другу противоречат. Сейчас–сейчас – подожди… – Волшебница закрыла глаза и продекламировала:

Свет обернется тьмой безгрешной,

Тьма – тусклым светом. Радость встреч

Закроет вслед за странницей нездешней

В знакомый мир погибельную дверь.

Судимая плебейскою молвою.

Уйдет она, земли родной дитя,

Владеть свободой, окропленной кровью,

Из бездны хаоса вернув саму себя.

Уйдет с дорог предательства и славы,

В огромном множестве пройдя одной тропой,

Перечеркнет пророчества лукавых

Стальным клинком – оплавленной судьбой.

Там во владеньях сумрака и света

Сотрется смысл каждой из побед.

И ложь одних, как в оправданье века,

Сломает мироздания хребет.

Это?

Я мотнула головой.

– Ну тогда, значит, «Тьма обернется Светом согрешившим…» – догадалась Айаделла. – Тоже неплохой вариант. Хотя этот мне нравится больше. Эх, баловалась я по молодости стишатами.

Я стала понимать, каким облапошенным дураком чувствовал себя Эвальд Мудрый во время рассказа Юссены. Мерзко было ощущать себя отмычкой, с помощью которой грабитель добрался до вожделенных сокровищ.

– Но зачем все?

Айаделла наклонилась ко мне и заговорщицки подмигнула.

– Власть, девочка, – тихо проговорила она. – Банальная безграничная власть. Старые боги изжили себя, пришло время новых. Тех, что создам я. А вы мне поможете, открыв ворота Хмари – высшего олицетворения изменения. Ваша смерть активирует гексаграмму и впустит перемены, уничтожив прежний мир. Ты же хотела перемен, Аурелия. Помнишь?

– Помню, – призналась я. – Много чего. И раз уж между нами больше нет секретов, может, все–таки примете свой истинный облик, ална Астела?

Женщина мягко улыбнулась и покачала головой.

– Когда–то меня звали и этим именем, но тот облик не был истинным.

– Айаделла! – подала голос Велисса, отскакивая от набегающей волны. – Прилив! Нас скоро отрежет от тропы.

– Да, девочка, ты права, хватит лирики. – Колдунья с силой, странной для костистой старушечьей руки, надавила на плечо, заставляя меня опуститься на колени. – Ритуал давно пора начинать! Идите–ка наверх, там посуше будет. Я сейчас.

Пропустив вперед себя Велиссу, Лесь спокойно прошел мимо к тропе, едва мазнув взглядом. Эх, недаром злопамятность Биров вошла в поговорку.

Старуха уже протянула руку, чтобы вырубить меня так же, как Дэрриша, когда вмешалась длинноносая судьба.

– Эй, Вашества, погодите! – крикнул Верьян.

– Что такое? – обернулась к нему Айаделла.

Илиш почесал нос и кивнул на меня:

– Куртка на ней моя.

Все опешили.

– И что? – спросил Лесь, со значением положив ладони на рукоять меча.

Жилка Верьяновой рачительности так легко не перешибалась.

– Так снять надобно! Любимая она у меня, трофейная.

– Будет тебе новая, мальчик. Потом. – Старуха попыталась унять наемника способом, опробованным ранее на Велиссе.

– Это еще когда будет! – отмахнулся Илиш. – А замерз я уже сейчас. Ей все равно, а мне каково в одной рубахе!

– Верьян Илиш! – Колдунья пристукнула посохом.

Тот уперся, как святой отшельник–мученик пред дверьми борделя.

– Нет, я, само собой, на контракте, но соображалку отключать я не подписывался!

Вода прибывала, и времени на споры не оставалось. Старуха наверняка с удовольствием распорядилась бы прирезать зарвавшегося наемника, но кто знает, как поведет себя гексаграмма, предназначенная совсем для другой жертвы.

– Снимай, только быстро, – приказала Айаделла. – Алестатор, проследи за ним. Привяжите девчонку, как было. И не задерживайтесь тут – время выходит.

Лесь, приложив к груди правый кулак, поклонился.

– Пойдем, Велисса. Ненавижу мочить ноги, – пробурчала старуха.