— Не–е, Лит, пошли–ка лучше к Долану. Коренной тиланец. Вот у кого справедливые цены! А то что я скажу родителю? Когда он узнает, что я проворонила приданое, шкуру спустит.

Мерат побагровел вплоть до висящего пуза, и красоты ему это не добавило. Я не ошиблась с родной провинцией скупщика. Да простит меня Ранель, обладающая той же манерой растягивать гласные и пятью сережками в правом ухе со знаками рода, за возведенную напраслину.

«Чай, не впервой». Цыц.

— Двадцать, — выдавил из себя Мерат, потирая локоть. — Это мое последнее слово.

Ой, ничего и не последнее.

— Пятьдесят.

— Двадцать и три полушки.

— Пятьдесят два.

— Двадцать и пять.

— Пятьдесят четыре.

— Двадцать и десять.

— Пятьдесят шесть.

Нецензурный монолог на этот раз пришелся точно по адресу и затронул тайну моего происхождения, воспетого первой сплетницей нашего двора.

— Родители состояли в законном браке еще до моего появления на свет, — с достоинством отмела я наглые инсинуации о моем незаконном рождении. — Шестьдесят.

Сальгриец подавился очередной порцией брани.

— Сорок, — предсмертный хрип раненного в сердце.

— Семьдесят.

Лит восхищенно ахнул за моей спиной.

На мгновение мне показалось, что скупщика хватил удар — на его лбу мелким бисером выступил пот, а глаза налились кровью. Но он, сделав пару глубоких вдохов, разродился:

— Пятьдесят! И хватит надо мной издеваться!

Его угрюмый взгляд не предвещал ничего хорошего.

— Договорились, — перестала ломаться я: дел столько — не переделать. — Но деньги вперед. Беру золотом да пятачок серебром.

Мерат делал вид, что расстается с деньгами как с горячо любимым единственным ребенком, оплакивая его мучительную кончину от моих рук. Я, не доверяя подобной скорби, тщательно все пересчитала. Стребовала недостающие три талена и только потом отдала браслет. Увесистый кожаный мешочек, стянутый на горловине толстым шнуром, оттягивал руку на целый килограмм.

— Приятно иметь с вами дело, — продемонстрировала я хорошее воспитание.

Мерат Кривой пробурчал что–то неразборчивое (предположительно нецензурное) в ответ и скрылся за дверью, из которой появился. Нам с мальчишкой ничего не оставалось, как направиться в противоположную сторону.

Лит, очутившись на свежем воздухе, сразу приступил к наболевшему:

— Что там насчет бородавчатой жабы? — заканючил он.

— Да нет проблем, уговор есть уговор. Избавлю в два счета, — успокоила я волнующееся население. — Только скажи, есть тут у вас хорошая и недорогая лавка, где можно разжиться добротной мужской одеждой? Недорого.

— Да тут через два проулка лавочные ряды! Там не только одеждой, а еще кучей всякого разного барахла можно разжиться. И цены не задирают, — доложил он и опять принялся за свое: — Вы обещали–и–и…

Без магии здесь действительно не обойтись: мальчишка все равно от меня не отстанет. Даже если я скажу ему рецепт избавления от пресловутой жабы, ему достанет ума (или дурости) проследить за мной, какие бы ему кары ни пообещали. Мальчишеское любопытство не удержать.

— Не могу же я расколдовывать тебя посреди улицы! — возмутилась я. — Место спокойное нужно. Сосредоточиться, Силу собрать.

— Нет проблем. — Быстро салаги схватывают выражения! — Знаю один заброшенный дом. Говорят, принадлежал одному проклятому магу — будто бы страшенное место! Врут все, был я там — и ничего, не помер! Но никто не удивится, если вы там немного колданете.

Ох и любопытный — все я правильно рассудила.

— Молодец, соображаешь. — Моя похвала заставила его зардеться от удовольствия. — Веди тогда.

Лит, подпрыгивая, бежал рядом со мной и показывал дорогу.

— Ой, че деялось, че было–то! — Он, захлебываясь, пытался поведать мне полувековой давности историю разрекламированного дома. — Улицы пылали, черным дымом полнеба заволокло, квартал лежал в развалинах, драконы низко–низенько летали, мертвяки туда–сюда шлындали, как у себя дома, святые отцы проклятиями сыпали да знаками махали так, что с места сдувало…

— Подожди, — приостановила я рассказ, с сомнением поглядывая на дома, по виду больше столетия не подвергавшиеся капитальному ремонту. — Маг из некромантов, что ли, был?

— Да нет! Морочник! — отмахнулся мальчишка. — Хотя в дружках у него некромансер водился. Только тот вовремя смекнул, что дело ладаном разит, да и смылся из города по–тихому. Сейчас, вона, вернулся да поживает себе спокойненько, не тужит. Мне историйку Баг Рыжий рассказывал, а ему–то доподлинно все известно, он по малолетству у темного разорителем могил подрабатывал.