С наступлением темноты Рыжик укладывался спать; из его «дома» слышались шорохи и скрипы — бельчонок взбивал подстилку. Спал он на боку, свернувшись клубком, уткнув мордочку в пушистый хвост, совсем как котёнок. Его выдавали только кисточки ушей.

Когда бельчонок подрос, он стал убегать из квартиры. Через форточку вылезал на балкон и по решёткам и кирпичной стене бежал наверх. С моего второго этажа он взбирался на четвёртый!

Каждый раз я со страхом следил за этими восхождениями Рыжика. Я боялся, что он сорвётся или залезет на крышу и потом не найдёт дорогу обратно. Но бельчонок всегда благополучно возвращался. К тому же он откликался на мой зов. Стоило крикнуть: «Рыжик! Рыжик!», как он мчался домой.

Я понимал, что Рыжик стал взрослым и ему необходимо общение с сородичами. Хотел было отнести его в лес, но подумал: «Прирученная домашняя белка вряд ли выживет в лесу, не сможет прокормиться и погибнет».

Кто-то из мальчишек сообщил мне, что на соседней улице открылось детское кафе и там в витрине две белки крутят колесо. Я пришёл в это кафе, и заведующая охотно согласилась взять Рыжика.

— Втроём им будет веселее, — сказала.

А мне без Рыжика стало грустновато. Без него в квартире всё стало не то. Я уже не находил заначек, и на моем столе не лежали бумажные шарики, и на полу не валялись разорванные газеты. В квартире была чистота, всё лежало на своих местах, а мне не хватало беспорядка. Особенно не по себе было по вечерам, если я не работал.

Миф тоже заскучал. Несколько дней ничего не ел, ходил из угла в угол, поскуливал.

Спустя полгода я как-то пришёл с работы, открыл дверь и вдруг из комнаты ко мне метнулась… белка! Она впрыгнула мне на колено, пронеслась по спине до плеча, затеребила мои волосы, «заукала»… Подбежал Миф, закрутился, залился радостным лаем, потянулся ко мне с сияющей мордой. Он так и хотел сказать: «Рыжик вернулся!»

Этих двух колючих зверьков мне подарили приятели на день рождения. У ежат были мягкие светлые иголки, а на брюшках виднелась слабая шёрстка. Одного из них, юркого непоседу с узкой мордочкой и живым, бегающим взглядом, я назвал Остиком. Другого, медлительного толстяка с сонными глазами и косолапой походкой, — Ростиком.

Очутившись в квартире, Остик ничуть не растерялся и сразу отправился осматривать все закутки.

К нему подбежал Миф, обнюхал. Остик тоже вытянул мордочку и задёргал носом. Он впервые видел собаку, и, конечно, она ему показалась огромным зверем. Но Остик не испугался. Даже дотронулся носом до усов Мифа, а чтобы дотянуться, поставил свою маленькую лапку на лапу собаки. Миф оценил смелость Остика и легонько лизнул его тёмный нос.

Ростик так и остался сидеть на полу, на том месте, где я его положил. Он только обвёл взглядом комнату и, увидев Мифа, поднял иголки и съёжился. Потом, ради любопытства, всё же выглянул из-под иголок. Миф подошёл к нему знакомиться, а он ещё больше взъерошился.

С первых дней Остик проявлял завидные таланты: откликался на своё имя, меня узнавал по походке, а к незнакомым людям подходил осторожно и долго принюхивался.

Ростик стал откликаться гораздо позднее, а из людей узнавал только меня. Всех остальных делил на «хороших» и «плохих». Кто даст поесть — «хороший», кто не даст — «плохой». Хоть гладь его, хоть играй с ним, не даёшь — «плохой». А ел он и днём и ночью и при этом всегда громко чмокал. Быстро своё съест, подходит к Остику и отталкивает его — пытается и у брата всё съесть. А ночью и миску Мифа подчищал.

Ростик ел всё подряд: мух, жуков, червей, супы и кисели, но больше всего любил манную кашу с изюмом. Наестся, долго зевает, потом уляжется спать, вытянув передние лапки и положив на них толстую мордочку. И задние лапки вытянет — сверху посмотришь — колючий комок, из-под которого торчат розовые «подушечки» с коготками. По-моему, и во сне Ростик что-то ел. Во всяком случае, заснув, снова начинал чмокать.

Остик был работяга и чистюля. Он исправно чистил свою лежанку в углу комнаты, то и дело приносил в неё дополнительные мягкие вещи: какую-нибудь тряпочку, перо, выпавшее из подушки. Остик быстро сообразил, что туалет только в одном месте — на фанерке с песком.

Ростик был отъявленным лентяем и грязнулей. Спать обычно залезал в мои ботинки, лужи оставлял где придётся. Ростик гонялся за мухами, пытался уколоть мой халат.

Они вообще были очень разными, эти ежата. И чем взрослей становились, тем больше различались их характеры. Остик обожал Мифа, постоянно ходил за ним и во всём подражал ему. Миф что-нибудь понюхает и потрогает лапой, и Остик проделывает то же самое. Миф подходит к миске, и Остик подбегает к своему блюдцу. Миф завалится спать, и Остик рядом пристраивается.

Особенно Остик подражал Мифу в играх. Миф начнёт подкидывать свою железную щётку, и Остик пытается подкинуть какую-нибудь бумажку. И если у него ничего не получается, злится, урчит, а если получается — танцует, радуется своему успеху.

Ростик побаивался Мифа и играть не любил. У него была только одна игра: ночью, когда все спят, затеять возню с Остиком. Они боролись, как котята. Ростик всё пытался навалиться на брата и куснуть его. Но ловкий Остик уворачивался и подбегал к спящему Мифу. Пёс для него был лучшим телохранителем.