Зрение помогает человеку понять и воспринимаемые закономерности движения и свойств физических тел: «Если тела мягкие, они останавливают и совершенно затормаживают движение мяча, например, когда он ударяется о материю, песок, грязь; если тела твердые, они сразу отбрасывают его в другую сторону, причем несколькими разными способами, что зависит от их поверхности: последняя бывает либо ровной и гладкой, либо шероховатой и неровной…» [346] . Более того, Декарт полагает, что движение лучей света сродни механическому движению тел: «Свет в телах, называемых светящимися, является не чем иным, как некоторым действием или весьма внезапным и быстрым движением, направляющимся к нашим глазам через воздух и другие прозрачные тела <…> эти лучи, когда они проходят только через одно прозрачное однородное тело, должны представляться в виде прямых линий; однако, если лучи наталкиваются на другие тела, они отклоняются или задерживаются таким же образом, как видоизменяется движение мяча либо камня, брошенных в воздух, из-за препятствий, встречаемых ими…» [347] .

Декарт не останавливается на исследовании тел, воспринимаемых человеческим зрением. При помощи разума он пытается проникнуть в невидимые, микроскопические тела: «…я предполагаю, что вода, земля, воздух <…> состоят из многочисленных мелких частиц различной формы и размеров, которые никогда не бывают настолько правильно расположены и не настолько точно прилегают друг к другу, чтобы вокруг них не оставалось промежутков; что эти промежутки не пустые, а наполнены той весьма разреженной материей, при посредстве которой, как я сказал выше, передается действие света. Затем я предполагаю, что мелкие частицы, из которых состоит вода, длинны, гладки и скользки, наподобие маленьких угрей; хотя они соединяются и переплетаются друг с другом, но никогда не связываются и не сцепляются так, чтобы их нельзя было легко разъединить <…> достаточно малейшего их переплетения, чтобы они связывались и сцеплялись между собой наподобие ветвей кустарников <…> и, соединяясь таким образом, они образуют тела» [348] . Декарт объединяет концепцию первоэлементов с атомарной теорией Демокрита, причем он полагает, что атомы и первоэлементы являются телами и потому имеют некоторую форму, отражающую свойства первоэлемента: «Все тела состоят исключительно из частиц элементов, смешанных различным образом; по моему мнению, вся их природа и существо <…> заключается лишь в величине, форме и движении их частиц» [349] . Даже в неодушевленных телах Декарт предполагает наличие движения. Поэтому ученый предлагает геометрии изучать не только простые тела и линии [350] , но и сложные, связанные с движением, и относимые ранее к механике: «Эти линии описаны непрерывным движением или же несколькими такими последовательными движениями, из которых последующие вполне определяются им предшествующими, – ибо этим путем всегда можно точно узнать их меру» [351] .

Ньютон в «Оптике» [352] продолжает исследовать проблемы, поставленные Декартом о взаимодействии света и тел. Он задает следующие вопросы: как взаимодействуют между собой тела и свет [353] ; как влияет свет на тело в зависимости от его цвета, физических свойств, химического состава или физического воздействия [354] ; как воздействует свет и тепло на структуру глаза и зрение [355] . Ученый не ограничивается земными телами, его вопросы о природе тел, тепла и света распространяются на Солнце, где Ньютон предполагает наличие атмосферы, как на Земле: «Не сохраняют ли тела большего объема свое тепло дольше, потому что их части взаимно нагреваются? И не может ли большое тело, плотное и твердое, нагретое однажды выше определенной степени, испускать свет в таком изобилии, что <…> тело становится все горячее до тех пор, пока оно не достигает такой степени жара, как у Солнца? И не являются ли Солнце и неподвижные звезды обширными землями, чрезвычайно нагретыми, причем их жар сохраняется величиною этих тел и взаимным действием и противодействием между ними и светом, ими посылаемым <…> таким способом жар на Солнце может увеличиваться почти так же, как на нашей Земле воздух увеличивает жар наших кухонных печей. Тот же вес атмосферы может препятствовать уменьшению солнечного шара, которое осуществляется только излучением света и небольшого количества паров и выдыханий» [356] .

В «Математических началах натуральной философии» («Philosophiae Naturalis Principia Mathematica», 1687) Ньютон продолжает поиск универсальных характеристик тел, общих для надлунного и подлунного миров, связывающих их в единую Вселенную: «Так как все тела, находящиеся на Земле или в небесных пространствах, относительно которых возможно поставить или опыты, иди наблюдения, тяготеют взаимно, то можно утверждать, что тяготение есть общее свойство всех тел. Подобно тому, как нельзя представить себе тело, которое бы не было протяженным, подвижным и непроницаемым, так нельзя себе представить и тело, которое бы не было тяготеющим, т. е. тяжелым» [357] .

Тело обретает такие взаимосвязанные характеристики, как материальность, тяжесть и гравитация [358] , которые поддаются математическому выражению в виде так называемых законов Ньютона: «Таковы законы и условия движений и сил, имеющие прямое отношение к Физике <…> рассматривая те общие вопросы, на которых Физика, главным образом, основывается, как то: о плотности и сопротивлении тел, о пространствах, свободных от каких-либо тел, о движениях света и звука. Остается изложить, исходя из тех же начал, учение о строении системы мира. <…> я переложил сущность этой книги в ряд предложений, по математическому обычаю…» [359] .

Первым критерием универсальности свойств тел Ньютон избирает их устойчивость, которая обнаруживается эмпирическим путем: «Такие свойства тел, которые не могут быть ни усиляемы, ни ослабляемы и которые оказываются присущими всем телам, над которыми возможно производить испытания, должны быть почитаемы за свойства всех тел вообще» [360] . Второй критерий – проявление этих свойств на разных уровнях, от макро– до микротел: «Не следует также уклоняться от сходственности в природе, ибо природа всегда и проста и всегда сама с собой согласна. <…> Протяженность, твердость, непроницаемость, подвижность и инертность целого происходят от протяженности, твердости, непроницаемости, подвижности и инерции частей, отсюда мы заключаем, что все малейшие частицы всех тел протяженны, тверды, непроницаемы, подвижны и обладают инерцией. Таково основание всей физики <…> делимые, но смежные части тел могут быть разлучены друг от друга, из математики же следует, что в нераздельных частицах могут быть мысленно различаемы еще меньшие части <…> если бы, хотя бы единственным опытом, было установлено, что некоторая неделимая частица при разломе твердого и крепкого тела подвергается делению, то в силу этого правила мы бы заключили, что не только делимые части разлучаемы, но что и неделимые могут быть делимы до бесконечности» [361] .

Математическое измерение тела становится доминирующим в физическом дискурсе и позволяет установить пропорциональную зависимость между его параметрами. Но математика занимает подчиненное инструментальное положение как доказательство и как способ производства гипотезы, истинность которой требует экспериментального подтверждения. Таким образом, Ньютон соединяет в акте познания чувственное восприятие физических характеристик тела, его математическое измерение и экстраполяцию универсальных наблюдаемых характеристик на протяженность тел, которая «…распознается не иначе, как нашими чувствами, тела же не все чувствам доступны, но так как это свойство присуще всем телам, доступным чувствам, то оно и приписывается всем телам вообще» [362] .

Таким образом, при помощи процедур анализа, эксперимента, наблюдения, измерения и дескрипции, научные контексты словоупотребления термина «тело» постепенно выводят его из архаичной органической и антропоцентрической универсальной иерархии. Но сам термин «corpus» остается универсальным для научной методологии, обозначая объект познания как единое целое, разложимое на части. Тело в научных описаниях XVI–XVII вв. постоянно стремится выйти за свои пределы, поскольку на сам дискурс экстраполируются политические, социальные и метафизические представления, вписывающие его в существующие и мыслимые структуры общества, власти и Вселенной, в принцип соотношения «тело/душа». Сохраняется иерархия тел от макро– до микроуровня, свойства которых мыслятся по закону уподобления, что позволяет выстроить единую систему Мира и перенести физические законы на метафизический мир, связав их не только посредством геометрии и алгебры, но и при помощи выявления законов гравитации и свойств света.