Совместное проживание предоставило Грэшем-комитету возможность регламентировать повседневные расходы грэшемцев. Устав предписывал иметь общий стол, на который они должны делать ежемесячные взносы. Это должно было уберечь профессуру от излишеств, экономило средства на оплату кухарки и послужило предпосылкой для создания академической общности. Но и это правило своим истоком имело университетские уставы, которые предписывали студентам и профессорам совместный обед. Гостей рекомендовалось кормить за общим столом не более трех раз в месяц. Если профессор по болезни не мог принимать участие в общих застольях, то взнос не платил и уведомлял об этом письменно. Нужно отметить, что вследствие этих предписаний данная социальная общность приобретала монашеский оттенок. Эти специфические отношения подтверждает высказывание первого профессора медицины Мэтью Гвина (1597–1607) в 9-й лекции, где он заверял, что «он и его братья» будут исполнять долг перед опекунами, внесшими дополнения к завещанию Т. Грэшема о регламенте колледжа. Ежедневные встречи за общим столом должны были способствовать формированию корпоративного единства, которое можно увидеть в солидарности первых профессоров, когда они отстаивали свои взгляды на устав колледжа.

Таким образом, Грэшем-профессор рассматривается как носитель знания, открытого и доступного для общества. Возможно, антиподом такого представления был ученый-алхимик. Способ саморепрезентации алхимического знания как тайного, доступного только для посвященных, изложенного темным метафорическим языком, притягивал, но чаще вызывал негативное отношение к алхимии, претендовавшей в XVI–XVII вв. на универсальное знание. Образ алхимика-шарлатана в английской поэзии появляется в «Кентерберийских рассказах» Дж. Чосера и «Алхимике» Б. Джонсона, где сатирически изображены претензии алхимика на истинное знание, недоступное профанам, тогда как на самом деле он мошенник, вытягивающий деньги из жаждущих обогатиться, доверчивых и любопытных.

Тем не менее различали истинных алхимиков (Альберт Великий), проходимцев и алхимиков, связанных с черной магией (доктор Фаустус у К. Марло), но всех их объединяло убеждение в своем владении тайнами, под покров которых могут проникнуть только избранные. Средневековые алхимики пользовались покровительством монархов и социально-политической элиты, увлеченной идеей поиска философского камня, но их научные изыскания были недоступны для общества. Появление в XVI в. экспериментальной медицины и математики положило начало изменению публичного статуса ученого, поскольку он открыто демонстрировал перепроверяемое новое знание. Но на восприятие обществом ученого-естествоиспытателя вплоть до XVIII в. накладывалось подозрение в занятиях алхимией, причем вполне обоснованное, поскольку многие натурфилософы (среди них были Р. Хук, И. Ньютон и др.) проводили алхимические эксперименты. Так формируется совершенно новое представление о социальной нише ученого, которое принципиально отличалось от архаической эпистемы традиционного общества «знание-власть», где знание не было доступно социальному большинству.

Эта важная трансформация в социальной репрезентации и рецепции знания зафиксирована в анонимном памфлете «Призрак сэра Томаса Грэшема», изданном в 1647 г. на английском языке автором под псевдонимом «Витрувий». Потревоженный недовольными колледжем просителями призрак предлагает изгнать тех профессоров, которые нечестно зарабатывают в Грэшем-колледже, поскольку «…somehere Artists are, / But yet so pettish-stout, that all their care / Is for to keep all other men from gaining / By what they have, not help men in attaining / Their expectations…» [568] . Кроме того, он полагает, что причиной сложившегося положения является номинирование на должность профессоров по протекции, несмотря на то что они не умеют учить и не знают Искусств: «…be / Some men that are unfit for Teachers: see / How there come in, it is by others Letters, / That specifie their Art (whereas their Betters / Both in Art and Learning wanting such writings, / They are put by both with disgrace and slightings)» [569] . «Призрак» предлагает избирать профессоров колледжа сообществом математиков, а не опекунским советом: «Therefore I think most fit that they should be / Elected by the whole Society / Of Mathematicks, then unquestionable, / Those chosen men will be elected able» [570] . А ранее он говорит, что нынешние семь профессоров сослужили бы лучшую службу городу и государству и принесли больше пользы, если бы стали богословами, в коих очень нуждается Церковь [571] .

Возможно, в этом предложении содержится намек на Королевский колледж Челси, основанный Иаковом I в 1609 г. в Вестминстере с целью контроля над полемикой против врагов англиканства. Он состоял из провоста и 19 членов, 17 из которых – священники, которые должны были служить королю и Церкви в качестве полемистов и издавать полемические трактаты. Право номинирования кандидатур принадлежало королю. Практически с основания колледжа возникли проблемы с финансированием, поскольку Иаков I хотел переложить часть ежегодных расходов и дальнейшее строительство здания колледжа на епархии, которые должны были их покрывать из специального налога. В итоге к 1636 г. там осталось два члена, и Карл I перестал делать выплаты на его содержание. В 1640-е годы Парламент пытался его реанимировать также для защиты и продвижения Реформации, но в 1655 г. он был закрыт парламентским актом. В 1668 г. недостроенное здание Челси-колледжа и земли король Карл II отдал ЛКО, которое, не имея средств для строительства, продало его за 1300 фунтов в 1682 г.

Так как автор памфлета анонимен, то трудно сказать, против кого памфлет был направлен. Если автор принадлежал к сторонникам Парламента, которых было большинство в Сити, то бесполезная работа англикан-богословов – явная насмешка как над Грэшем-колледжем, так и над Челси-колледжем. Но поскольку в 1640-е годы в Грэшем-колледже преимущественно преподавали профессора, лояльные Парламенту, то, возможно, переход профессоров в Челси-колледж позволил бы сделать из них полезных для Реформации полемистов. Если автор – англиканин, то можно рассматривать это высказывание как предложение более рационального использования способностей профессоров. Но в любом случае профессиональные качества Грэшем-профессоров не устраивали автора, но подходили для Челси-колледжа, так как теологам не нужно было обучать и консультировать горожан.

Очевидно, что для полемического колледжа более подходила склонность профессоров к схоластическому диспуту, который мешал горожанам получить необходимые консультации: «And if men come with them for to discourse, / Their ne're the better if they're ne're the worse; / By ranglings, questions come to be dissentions; / Men seek for profit, but they find contentions» [572] . Вероятно, что профессора давали ответ пришедшим на консультацию в закрепившейся в университетах традиции томизма, базировавшейся на дедукции. Сначала нужно было дать дефиницию явлению (его созерцание); затем приводили суждения о нем (позитивное, негативное, экзистенциональное); сопоставляли эти суждения; в результате чего выводили умозаключение, в котором связывали противоречащие друг другу суждения. Эта форма действительно была более приемлемой для полемического Челси-колледжа, чем для ремесленников и моряков, далеких от университетского схоластического дискурса, который запутывал их еще больше после беседы с профессором, чем до того, как они обратились с вопросом. Отправленные в Челси-колледж бесполезные для города профессора находились бы на достаточном расстоянии от лондонского Сити, который постоянно враждовал с королевским Вестминстером.

Кроме того, высказанные претензии не позволяют определить время написания памфлета, поскольку колледж находился в описанном состоянии уже до гражданской войны, и в 1640-е годы оно только усугубилось. Если памфлет был написан в конце 1630-х – начале 1640-х годов, то упрек в ангажированности номинантов звучит в адрес архиепископа У Лода. Если во время гражданской войны, то это высказывание против пуритан и опекунского совета, который в это время находился под сильным влиянием Парламента и назначал профессоров, исходя из их религиозно-политической лояльности. Но если вспомнить характеристики, которые дает профессорам «Витрувий» (вместо того чтобы добывать знания и обучать других, они не хотят делиться ими и поэтому задаром получают жалованье), то рекомендация заняться теологией на благо государства и Церкви выглядит очень сомнительной по отношению к профессионализму грэшемцев, поскольку дает весьма нелестную характеристику Церкви, которая в Англии была одна – англиканская. В этом случае с большей долей вероятности можно сказать, что памфлет написан диссентером. Если сопоставить вышеизложенные предположения, можно сделать вывод, что для автора практическая польза от профессоров важнее их религиозных убеждений, поскольку как в 1630-е, так и в 1640-е годы лоббирование кандидатур было связано с религиозной лояльностью королю и англиканству или Парламенту, что в большинстве случаев игнорировало профессиональные способности номинантов.