После этого разговора я готов наконец пойти к Гансу в центр подводного плавания, чтобы радировать на яхту о невозможности высадки на остров, о чем мы, естественно, сожалеем. Но в этот момент замечаю бегущего ко мне вприпрыжку доктора Сингха. Белая рубашка врача расстегнута и почти полностью вылезает из черных брюк, а волосы в совершенном беспорядке. Вдобавок он весь обливается потом. С тех пор как доктор около года назад приехал на наш остров, я никогда не видел его в таком состоянии.

— Успокойся, успокойся, — пытаюсь я привести его в чувство. — Мне только что сообщили, что чужаки не должны причаливать к нашему пляжу.

— Извини, что ты сказал? — немного отдышавшись, произносит Сингх, приглаживая руками волосы.

— Мне приказали дать им ответ в том смысле, что причаливать не разрешают.

— При всем моем уважении, сэр, — доктор делает глубокий вздох, — это преступно.

— Ты уверен?

— Да, сэр. Я — врач, и мой профессиональный долг дать заключение о смерти. Если вы прогоните этих людей, то мой долг не будет исполнен. Я должен выполнить мой долг — это моя работа.

Меня всегда раздражала манера доктора Сингха с пафосом расписывать свои достоинства. Тошно даже вспоминать все случаи, когда этот лекарь с жаром доказывал, что каждому сотруднику, пришедшему просить освобождение от работы, он обязан выписать больничный лист. Сингх так ни разу и не захотел понять простой и очевидный факт: некоторые люди попросту хотят таким способом увильнуть от работы. Но сегодня доктор меня приятно удивил, я просто готов расцеловать его. Получив такую поддержку, я, конечно же, не могу отослать несчастных людей обратно в просторы моря. Очень уж не по-человечески заставлять их поднимать паруса рядом с трупом, лежащим под палящим солнцем на палубе. Мне было бы стыдно смотреть в глаза людям, если бы пришлось до буквы подчиниться указаниям начальства. Нашим далеким боссам ни за что не понять — так дела не делаются в этом райском уголке. Море — очень опасное место. Сами острова не менее опасны для человека. Поговаривают, будто в наших водах до сих пор орудуют банды пиратов. Я точно знаю, что на некоторые острова категорически запрещено высаживаться. Знаю и то, что есть в океане несколько мест, даже поблизости от которых проплывать опасно. И никто на свете не переубедит меня, что возможные неприятности, со мной или с кем-то из наших гостей, мы должны переживать в гордом одиночестве, не обращаясь за помощью на курорты или отели конкурентов. Хотя мне понятно, что мои убеждения — полный вздор для тех, кто перекладывает бумажки в комфортабельном офисе лондонского района Найтсбридж.

Вновь набираю номер главного офиса и растолковываю шефам особенности ситуации. Не буду скрывать, я намеренно сгущаю краски, напирая на то, что оставлять даже посторонний корабль без надлежащей помощи значит нарушать законы государства, где мы находимся. Это действует. Получаю разрешение действовать сообразно обстановке. Но теперь я, кажется, прикрыл свой зад от возможных нагоняев со стороны начальства.

Увидев меня, Ганс слегка расслабляется. Посмотреть на него со стороны — так это классический хиппи, загорелый, пышущий энергией и разукрашенный татуировками. Парень обожает находиться в компании морских черепах и скатов. Это не тот человек, кому можно объяснить степень риска или убедить в важности соблюдения правил погружения. А в сложившейся ситуации не нужно быть великим психологом, чтобы понять — немец уже весь извелся от свалившейся на его голову тягостной и трагической проблемы. С другой стороны, избранный Гансом род занятий рано или поздно должен был подвести его к подобным кошмарным происшествиям. Да и несчастные друзья погибшего — одного поля ягодки с нашим инструктором. Я не удивлюсь, если окажется, что Ганс хорошо знаком с капитаном ожидающей нашего решения яхты.

Немец поспешно радирует на яхту о полученном разрешении. Ныряльщики радостно машут руками, и кажется, что на берег накатывает небольшая волна оптимизма. На яхте запускают двигатель, снимаются с якоря, и судно направляется к причалу.

Только теперь я осознаю, как неестественно часто стучит мое сердце, и замечаю, что вспотели руки. Никогда еще меня так не трясло, с тех пор как в Сингапуре, где я работал в отеле, человека пырнули ножом. Помню, тогда я почему-то задержался за стойкой администратора. Вдруг прибегает управляющий японским рестораном и сообщает, что прямо за столиком одного из гостей ударили ножом. Похоже, действовал наемный убийца. Удар был нанесен профессионально, но, к счастью, не задел жизненно важных органов. Пострадавший по каким-то причинам воспротивился вызову «скорой помощи». Вместо этого, истекая кровью и держась за грудь, он прошел на кухню и попросил позвать доктора, чтобы зашить рану. В тот вечер дежурным менеджером оказался бывший кондитер. Случившееся его так потрясло, что он бестолково бросался то туда, то сюда, сам не понимая, что делает. Мне же пришлось долго сидеть и держать раненого за руку, пока не прибыл доктор, чтобы наложить швы. Картина довольно противоестественная. Вокруг продолжалась обычная ресторанная суета. Повара делали свою работу, готовя суши. А когда доктор закончил обработку раны, мы услышали от жертвы нападения всего одну просьбу — принести ему новую рубашку. Рубашку отыскали где-то в хозяйственной кладовой. Переодевшись, этот человек как ни в чем не бывало вернулся за свой столик, чтобы продолжить ужин. Никто из сидящих за соседними столиками так и не понял, что случилось.

Нынешняя история с погибшим ныряльщиком — совсем другое дело, хотя я ее воспринимаю как что-то нереальное. Яхта швартуется у причала, и семеро людей с мрачными лицами спрыгивают на пирс, оставив на борту капитана, инструктора подводного плавания и парочку туземцев. Последние стоят с таким горделивым видом, как будто уж они-то плавают лучше дельфинов. Остается на яхте и спутница (жена или приятельница) погибшего, она стоит на палубе поблизости от тела. Наш Ганс развивает бурную активность. Он ведет сошедших с яхты ныряльщиков в наш центр подводного плавания, угощает их горячительными напитками, приносит воду и подогретые полотенца. Толстуха Анжела, наоборот, устремляется на яхту, где участливо принимается успокаивать рыдающую женщину. Очевидно, личные проблемы с ловеласом Ёсидзи поблекли на фоне настоящего горя. Анжела помогает подруге утопленника сойти на причал и сопровождает ее в помещение центра подводного плавания, где приходят в себя остальные члены экипажа несчастной яхты. Бедной женщине совсем ни к чему смотреть на то, как сотрудники нашего курорта будут уносить с яхты мертвеца.

— Спасибо, дружище, — энергично трясет мою руку высокий загорелый инструктор подводного плавания, который тоже спускается на берег. — Огромное спасибо тебе от всей нашей команды, — добавляет он, отбрасывая назад выгоревшие на солнце и жесткие от морской воды волосы. — Меня зовут Шейн.

— Привет, Шейн.

— Вы нам чертовски помогли, согласившись участвовать в этой истории, — продолжает ныряльщик. — Я понятия не имел, что делать. Представь, за пятнадцать лет впервые такое со мной происходит.

— Так что же, по-твоему, приключилось? — спрашиваю я, поглядывая на завернутое в одеяло тело.

— Не могу сказать в точности, — пожимает плечами Шейн. — Скорее всего бедняга погрузился, и там, на глубине, у него отказало сердце. Почти уверен, если бы приступ произошел не под водой, он бы оклемался. Предполагаю, что он захлебнулся собственной рвотой.

— Гм… — реагирует доктор Сингх, пощипывая себя за подбородок.

— Вы его будете осматривать прямо здесь? — обращается к врачу Шейн, кивая в сторону причала. — Или это нужно делать на палубе?

— Полагаю, его нужно осмотреть там, где он и лежит, — заявляет доктор Сингх.

— Вам виднее, — соглашается Шейн. — Мустафа! — кричит он одному из туземцев, оставшихся рядом с покойным. — Доктор идет на яхту. — Для большей точности Шейн указывает пальцем, кто именно здесь доктор. — Можешь идти, приятель. — И добавляет с улыбкой: — Будь моим гостем.

Доктор Сингх поднимается на борт судна, держа в одной руке чемоданчик, а в другой бумагу и ручку. Немного успокоенный, Шейн зевает и потягивается.