Шрифт:
Георгий достал две стрелы.
— Вот эта — с места убийства мурзы Усмана, а эта должна была убить Рушан-бека.
Князь задумчиво взял в руки стрелы.
— Похожи, ничего не скажешь… Так значит, степняки убили мурзу? И не побоялись же зайти так глубоко на нашу землю.
— Они. Но все еще сложнее. Встретил я Хмурого, ты его знаешь, князь. Он рассказал мне, что в степи неспокойно — стали нападать на огланов, — и описал отряд, который этим занимается. Так вот, есть у них отличительная метка — подковы с пятилистником. Своего рода знак, чтобы все знали и боялись. Такие отпечатки я и нашел на месте, где напали на сотню бека. Все сходится. Хмурый мне сказал, что у степняков особенные, большие луки. Похоже, что большую часть отряда перебили внезапно, причем били издалека, потом только на оставшихся насели. Да и последний выстрел в самого бека был сделан мастерски. Все говорит о том, что того, кому нужно было убийство Усмана и его зятя Рушан-бека, нужно искать в степи.
— Да и в Орде ходят слухи, что мурзу Усмана убили свои, — проронил князь.
— Дозволь мне с небольшим отрядом в степь пойти, поймать молодчика из степняков, да поважнее. Тогда мы выясним, кто за всем этим стоит.
— Опасно это, да и ты мне нужен здесь.
— Чую, князь, что все очень непросто, как бы не потянулась ниточка к нашим неспокойным соседям, а то и дальше, к самому Римскому папе.
Князь задумался.
— Может быть… очень может быть.
— Ну так как, собираться мне? — поинтересовался Георгий.
Князь слегка улыбнулся, видя такое рвение.
— Завтра скажу, сейчас иди отдыхай, вижу: еле на ногах держишься.
— А что с разбойничками? — вдруг неожиданно спросил Георгий. Этот вопрос он приготовил напоследок.
— А почему ты спрашиваешь? — лицо Даниила снова стало серьезным.
— Нельзя их отдавать Тенгис-аге! Все же русичи они, — с жаром произнес сотник.
— Нельзя, а что делать! Все одно им смерть за разбой, сам закон знаешь. Они ведь и русичей таких же грабили.
— Казни их сам, князь! Казни смертию христианскою!
— Ты будто меня учить надумал, — князь нахмурился, — иди, я сам решу.
— Не отдавай, князь, замучают их татары до смерти, — Георгий умоляюще смотрел на князя, — не отдавай хотя бы до того, как я привезу степняка.
— Я гляжу, ты уже сам все решил. Своенравен стал. Смотри, недолго так и милость мою потерять.
Немногие набирались смелости спорить с Даниилом Галицким, но сотник не мог отступить. Он пообещал Семёну помощь, и слово нужно было исполнять.
— Не боюсь я в немилость попасть, — тихо, но упрямо произнес он. — По справедливости все должно быть. Не должен русич русича врагу предавать. Поеду завтра в степь и привезу настоящих убийц.
Князь долго и хмуро смотрел на Георгия.
— Не быть тебе, сотник, воеводою, — наконец сказал он.
Сотник взгляда не опустил.
— Быть в том воле Божьей, не взропщу.
— Иди с глаз моих, — князь Даниил все еще гневался. — Советую тебе передумать, — с нажимом произнес он.
Георгий вышел.
Этот не передумает.
Сквозь тяжелые думы князь внезапно улыбнулся.
Сотник нравился князю как раз смелостью и решительностью. Молод, да не по годам серьезен и напорист. Люди его слушают.
Самому князю семнадцати лет от роду пришлось командовать войском, когда он, будучи воеводою Мстислава Удатного, отбивал родной Галич от венгров, поэтому любил он молодых людей с искрой в душе.
Такой не отступит.
Даниилу вспомнилось, как он впервые встретил Георгия, если этс можно было назвать встречей.
Татар преследовали уже который день. Тем-никово войско обросло невольниками, продвигалось небыстро, но степи были близки. Князь Даниил спешил отбить своих, ведомых в полон, на своей земле, где можно было напасть внезапно.
Смеркалось, но привала не делали, могли опоздать.
Ехал князь в авангарде. Вдруг конь шарахнулся.
Князь всмотрелся в предмет, испугавший коня. Чуть впереди виднелся темный непонятный силуэт.
— Я посмотрю, — вызвался тысяцкий.
Он осторожно подъехал к предмету, склонился. В вечерней тишине отчетливо разнеслось его ругательство.
Князь подъехал следом, тоже склонился с седла.
Он увидел неподвижное тело человека, сначала подумал, что мертвого.
На лежащем не было живого места: все тело покрыто ранами, и все же он был еще жив.
Князь спешился, склонился ниже. Убрал слипшиеся от крови волосы, свесившиеся с лица, чтобы получше разглядеть: человек очень молод, хотя сейчас разобрать это было трудно. Побывал в сражениях, о чем свидетельствовали следы едва затянувшихся ран, проглядывавшие сквозь прорехи разорванной рубахи.