Машина сбила его с ног. Фрэнклин болезненно ощутил отвратительный глухой стук, как будто это поверженное, теряющее сознание тело было его собственным. Быстро развернувшись, он умчался прочь. Его тошнило. Фрэнклин Марш был чувствительным человеком.

Прежде чем отправиться прямо домой, Фрэнклин заставил себя сбросить газ. Ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы сегодня его задержали за превышение скорости. Он вел машину очень осторожно и, припарковав ее, внимательно осмотрел передний бампер. Обнаружив несколько пятен, он взял тряпку и тщательно стер их.

Вот и все. Дело сделано. Теперь ему больше не о чем беспокоиться. Завтра утром он проснется и поймет, что может идти, куда пожелает, не боясь, что Лэндор продолжит свое ужасное преследование.

Наливая себе виски, Фрэнклин вдруг обнаружил, что руки у него трясутся. Поставив бутылку, он глотнул обжигающей жидкости из стакана и включил радио. Передавали концерт Иоганна Штрауса. В обычном состоянии Марш немедленно бы выключил приемник: слащавая венская музыка вовсе не отвечала его тонкому вкусу. Но в этот вечер она даже доставляла ему некоторое удовольствие – в сочетании с виски.

Когда стали передавать вечерний выпуск новостей, Фрэнклин чувствовал себя уже немного лучше. Он послушал болтовню диктора, перемежающуюся музыкальными вставками, – и бутылка опустела.

А он избавился от Лэндора.

В середине выпуска новостей диктор сказал: «Сегодня вечером известный художник Эрик Лэндор стал жертвой несчастного случая. Водитель, сбивший его, скрылся в неизвестном направлении. Мистер Лэндор доставлен в больницу Святого Георга и до сих пор не пришел в сознание».

Голос продолжал звучать, но Фрэнклин больше не слышал его. В БОЛЬHИЦУ. ДОСТАВЛЕH В БОЛЬHИЦУ. Они не сказали, что Лэндор умер. Если ему удалось отделаться легкими повреждениями, он скоро выйдет и примется за старое.

На следующее утро в газетах появились сообщения. Они были короткими, поскольку излагались только факты. Да и в любом случае художник не заслуживал того внимания, которое уделялось политикам или поп-певцам. Скудные сведения сообщались под заголовком: «Художник теряет руку».

Эрику Лэндору ампутировали правую кисть. Он больше не сможет писать картины.

Фрэнклин был рад обнаружить, что его недавнее странное поведение на банкете почти не повредило его репутации. Если кое-кто и злословил по этому поводу, то недолго: о происшествии вскоре забыли. Его жизнь быстро вошла в прежнюю колею. Выставки, где его с нетерпением ждали, статьи, которые внимательно прочитывались коллегами и публикой, уик-энды в загородных домах владельцев великолепных коллекций живописи. А Лэндора на выставках не было. О Лэндоре вспоминали редко. Лишь пара его поклонников выступила в прессе со статьями, в которых обсуждалась трагедия, постигшая художника. Когда об этом упоминали в присутствии Фрэнклина, он даже позволял себе сочувственно кивнуть. И, к собственному удивлению, ощущал в своем сердце чувство, близкое к жалости.

Конечно же, Лэндор не присутствовал на восхитительном уик-энде, который Фрэнклин провел в роскошном поместье в Саффолке. Великолепный обед, отборные вина многолетней выдержки и почтительный хозяин, пригласивший известного критика, чтобы посоветоваться по поводу картин, принадлежавших семье на протяжении веков. Подлинные они или нет? Фрэнклин провел счастливый день в старинной галерее расхаживая меж длинных рядов картин и наслаждаясь поиском только ему заметных деталей, по которым истинный знаток способен отличить подлинник от копии.

В Лондон он возвращался в прекрасном расположении духа. Он был весьма доволен собой.

Дорога послушно ложилась под колеса его автомобиля. По обочинам, как величественные часовые, высились деревья, четко выделяющиеся на фоне темнеющего неба. В отдалении шумела и светилась огнями главная магистраль. Фрэнклину почти не хотелось выезжать туда, покидать спокойствие этого провинциального рая ради спешки и шума грубой современной цивилизации.

Какое-то движение почудилось ему за спинкой соседнего сиденья.

Фрэнклин не стал оборачиваться. Это могло быть все что угодно: случайный блик на боковом стекле или птица, мелькнувшая рядом с автомобилем. Это не могло находиться внутри – он ехал один.

Но оно находилось.

Рядом вновь что-то шевельнулось. Выехав на прямой отрезок шоссе, Фрэнклин глянул влево.

На спинку сиденья опиралась чья-то рука. Кисть руки. Она могла принадлежать человеку, сидевшему сзади и наклонившемуся вперед, чтобы сказать Фрэнклину пару слов. Но сзади никого не было. Вообще в машине никого не было, кроме самого Фрэнклина и этой ужасной кисти.

Она начала подкрадываться к нему – боком, как пугливая птица. Пальцы, похожие на щупальца, хищно шевелились. Фрэнклин растерялся, машина вильнула, и кисть сделала странное движение, почти незаметное, пододвинувшись еще ближе.

Правая кисть чьей-то руки – обрубленной на запястье.

Фрэнклин нажал на тормоза. Машина резко остановилась. Потянувшись через сиденье, он распахнул заднюю дверцу. Рука поползла к нему. Он схватил ее, выбросил на дорогу и, захлопнув дверцу, рванулся вперед. К ярким огням магистрали, к Лондону – домой.