Чего он ожидал? Что она вдруг вплывет к нему в объятия и растает? Что она ни с того ни с сего вдруг решит, что он ей ровня? А может его бесконечный мужественный шарм и учтивость должны были произвести на нее впечатление? Можно, конечно, бросить ей что-нибудь в стакан с водой, или просто приложить смоченный чем-нибудь кусок материи к ее ноздрям, из-за чего у нее потом долгое время будет дико болеть голова. Нет. Нет. Помимо этого – исследовать ее, голую, прикладываться губами, носом и пальцами – безусловно, приятно, но дальше-то что? Воспользоваться. То бишь, если честно – изнасиловать. Не говори глупости, друг мой.

Он разделся, почистил зубы, и после тщательной инспекции одежды Гвен, каждый предмет по отдельности, уснул в единственном в номере кресле, вытянув поперек комнаты ноги.

Гвен проснулась через четыре часа и уставилась сонно на человека в кресле, со стоячим членом на виду.

– Эй! – сказала она. Затем повторила, громче. Вылезла из постели и, чуть поколебавшись, тронула Лероя за плечо.

– Ммм? Что? – спросил он.

– Я думала, вы будете следить, нет ли опасности, а не спать, – сказала она с трудом, сонная.

– Я слежу, – парировал он. – Все это время я держал уши открытыми.

– Вы голый.

– Я всегда сплю голый. Прошу прощения. Вас это беспокоит?

– По-моему, вы сумасшедший.

– Хорошо.

– Я хочу кофе.

– До завтра нельзя подождать?

– Нет. Хочу сейчас. И хочу выйти на улицу.

Лерой встал, рыча. Гвен опасливо отступила.

– Что это вам не спится? – неодобрительно сказал он, ища трусы. – Почти одиннадцать часов по местному времени. Кофе … Кофе она хочет! … Где мои джинсы? А, вот они. Хорошо, будем пить ебаный кофе, раз вы настаиваете. Мне сюда его принести, или вы спуститесь со мной? Вы нисколько не изменились. Еще в школе были не в меру требовательны.

– Что? – она нахмурилась.

– Да так, ничего. Я знаю о вас больше, чем вы думаете. Жил-был такой парень, звали его Арчи.

– Как, простите?

Порассматривав рубашку, он подозрительно понюхал ее, прежде чем надеть.

– Вы с ним спали в колледже. Он был на последнем курсе, а вы на втором. У него еще безумная такая стрижка была, как будто он обиженный дикобраз.

– Откуда вам это известно? Кто вам сказал?

– Гейл.

– Гейл ничего не знает о моих университетских годах, маньяк!

– Почему вы не одеваетесь?

Она окончательно проснулась. Глаза ее горели. Она топнула ногой.

– Хорошо, – сказала она. Пройдя к двери, она положила руку на бронзовую ручку и остановилась. – Я…

– Да идите же! Ну и дела! – сказал он. – Никто вас там не ждет, по крайней мере сейчас. Но все-таки попытайтесь одеться быстро.

Она сверкнула глазами. И вышла. Дверь в ее номер открылась и закрылась. Почти сразу раздался ее отчаянный крик.

Лерой вылетел из номера и пинком распахнул дверь в следующий, готовый бросится на того, кто смеет обижать Гвен, кто бы он ни был.

– Черт, – сказала Гвен. – Это занавеска. Я думала там стоит кто-то. Не знаю. Вон, посмотрите на очертания.

– Очертания в точности совпадают с очертаниями стандартной занавески на французском окне, – сообщил Лерой.

– Но силуэт…

– Одевайтесь. Сейчас же. Я тут посижу и посмотрю задумчиво в окно, как Наполеон.

Город, некогда бодрствовавший круглые сутки, Париж последние лет двадцать придерживал поводья. Всего несколько заведений оставались открытыми за полночь, и меньше чем дюжина предлагала услуги после часу. Ле Конти, бар внизу, традиционно не закрывавшийся до четырех утра, изменил интерьер дабы угодить вкусам менеджеров среднего эшелона, и музыка там играла очень громко. Заведение напротив, Ла Буши, некогда презираемое интеллектуалами, пользовалось теперь успехом у эпикурейцев, любителей поговорить о смысле жизни ночью, не пытаясь при этом перекричать динамики.

Лерой заказал коньяк себе и черный кофе Гвен.

– Вы платите, не так ли? – спросил он, заметив, что она не собирается платить.

– О … – сказала она, вспомнив.

Некоторое время они пили молча.

– Может, пройдемся немного? – спросила она.

– Ну конечно же, – согласился Лерой. С энтузиазмом, как она заметила.

Они шли в молчании до Пляс Сен Мишель, затем через мост на Сите, вдоль набережной до Пон Нёф, по нему на Правый Берег, через Риволи и дальше, углубляясь неминуемо в трущобы. Гвен не помнила, чтобы она когда-либо здесь ходила, этими темными улицами. Половина фонарей не работала. Кругом пустынно.

– Здесь не … не опасно? – спросила она.

– Понятия не имею, – ответил Лерой. – Может и опасно. Я люблю опасные места.

– А куда мы идем?

– На Монмартр, если, конечно, у вас нет других планов.

– А что на Монмартре?

– На Монмартре Сакре-Кёр. Кафедральный собор и базилика.

– Это я знаю! Зачем мы туда идем?

– Я думал, что вам хочется прогуляться. Мы именно этим сейчас и занимаемся. Прогуливаемся. Почему вы никогда не бываете удовлетворены?

– Почему мы идем именно по этой улице?