Как бы воздавая дань погибшим в первые дни его правления, Омеру впоследствии часто совершал политические ошибки, снисходительно относясь ко всему, что было связано с племенем гита. Демонстрируя полное доверие, Омеру позволил гита постепенно взять под контроль полицию и вооруженные силы Убомо. Эфраим Таффари тоже ездил за рубеж учиться и получал стипендию, выделенную лично Виктором Омеру из своего более чем скромного президентского жалованья.

И теперь Виктор Омеру расплачивался за свою щедрость и доброту. Угали снова страдали, жестоко угнетаемые и истребляемые гита; очередной круг кровопролитной междоусобицы в Африке завершился.

Но даже сейчас, оживленно беседуя с ним на просторной веранде, Келли, заглядывая в темные глаза Виктора, чувствовала, что все его помыслы направлены на то, чтобы прекратить эти злодеяния на земле Убомо под лозунгами прогресса и демократии.

Келли знала, что ее рассказ страшно расстроит Омеру, но и скрывать от Виктора увиденное в лесу, она не имела права.

— Виктор, там, в самом сердце леса, в священной земле бамбути, происходит что-то страшное. С реками, со всем животным миром. Такое жуткое и непостижимое, что не знаю, сумею ли я все это вам описать.

Омеру слушал, не перебивая. Когда Келли закончила говорить, он тихо произнес: — Таффари убивает наших людей и нашу землю, Стервятники чуют смердящий запах смерти и спешат не упустить добычу. Но мы их остановим.

Никогда прежде Келли не видела Омеру в таком состоянии. Он весь кипел от ярости и гнева; и без того темные глаза совсем почернели, его вид стал ужасающим.

— Они очень сильны Виктор. Богаты и сильны.

— Нет такой силы, которая смогла бы остановить честных людей, борющихся за правое дело, — ответил он.

Уверенность Виктора в собственных силах и его решимость каким-то непостижимым образом передались Келли, и на смену боли и отчаянию пришли холодное спокойствие и непоколебимость.

— Да, — прошептала она. — Мы найдем способ остановить их. Ради спасения этой земли мы должны найти такой способ.

«Формоза» означало красивый. Вполне подходящее название, снисходительно признал Таг Гаррисон, когда прибрежная равнина осталась позади и его серебристый «роллс-ройс» стал медленно взбираться в зеленые горы. Дорога петляла, огибая одну из горных вершин. Таг обернулся, поглядывая на воды пролива Формоза, и показалось, что где-то там, в голубой дали, в сотне километров отсюда, он видит земли Китая. Но дорога снова вильнула, и лимузин скрылся под сенью кипарисов и кедров.

Они находились на высоте тысячи двухсот метров над уровнем моря над шумным Тайбэем, одним из самых богатых городов Азии, где деловая жизнь била ключом. Здесь, в горах, без всякого кондиционера освежал чистый и прохладный воздух.

Таг чувствовал себя бодрым и отдохнувшим. А все потому, что у него есть свой собственный реактивный самолет, что само по себе прекрасно, улыбнулся он. Его «Гольфстрим» летал тогда и туда, когда и куда требовалось Гаррисону. Ему не приходилось толкаться среди нескончаемых толп пассажиров в крупных аэропортах, от одного вида которых у Гаррисона мгновенно начинала раскалываться голова. И ни к чему было таскаться по длиннющим коридорам и ждать на «карусели» свой багаж, гадая, придет он или не придет. И терпеть на себе хмурые взгляды таможенников и носильщиков, а также ему не надо было и водителей такси.

Перелет из Лондона прошел хорошо: Абу-Даби, Бахрейн, Бруней, Гонконг. В каждом из этих городов Таг на день-другой задерживался по делам.

Особенно удачной оказалась остановка в Гонконге. Самые богатые и расчетливые бизнесмены города намеревались, и всерьез, перевести отсюда активы и поменять адреса своих контор еще до окончания срока договора и передачи территории Гонконга Китаю. В своем личном номере в отеле «Пенинсьюла» Таг подписал два соглашения, которые в ближайшие десять лет, возможно, принесут ему десять миллионов фунтов стерлингов чистой прибыли.

Когда его первый пилот произвел посадку в аэропорту Тайбэя, авиадиспетчеры зарулили самолет на дальнюю площадку за ангарами, где Гаррисона ждал «роллс-ройс» с встречавшим его младшим сыном Нинга.

Расплывшихся в улыбке таможенников и офицера паспортного контроля хозяин вежливо пригласил на борт своего самолета. За каких-нибудь пять минут они проштамповали красный дипломатический паспорт Гаррисона, опечатали его бар, повесив бирку «Охраняется таможней», и быстро покинули самолет.

Тем временем слуги в белых пиджаках и белых перчатках перенесли несколько чемоданов Гаррисона в багажник машины. Через четверть часа «роллс-ройс» уже уносил его из аэропорта.

Таг чувствовал себя столь прекрасно, что склонен был пофилософствовать. Вспомнились вдруг первые поездки и путешествия еще совсем молодым, бедным и отвоевывавшим свое место под солнцем. Пешком или на велосипеде, а также на автобусах он буквально исколесил весь Африканский континент. Он хорошо помнил свой первый грузовик марки «Форд V-8» с резиновыми защитными ковриками над колесами, смахивающими на уши слонов. Лысые шины грузовичка были настолько непрочными, что проехать без прокола больше пятидесяти километров просто не удавалось. А уж о моторе, обмотанном проволокой и работавшем, что называется, на честном слове, и говорить не приходилось. Однако в то время он чрезвычайно гордился своим драндулетом.