Шторы плотно закрыты, и зарождающийся свет не имеет шанса проникнуть в мое царство мечтаний. Сажусь на пол, опираюсь спиной о стену. Нащупывав в сумке штопор, привычно вонзаю его в пробку. Ббик – вход в волшебную потусторонность откупорен, и я блаженно просачиваюсь внутрь…

Внутри тепло и беззаботно. Там будущее и прошлое вместе. Там я. Большая и маленькая. Дурашливая и умная. Добрая и злая. Все в одном. Там не нужно притворяться, меняя маски. Там я такая, какая я есть – сумасбродная и свободная. Невыдуманная и странная. Реальная нереальная я.

Вижу себя крошечной малышкой на руках у папы. Раскачивая меня вправо-влево и подкидывая вверх-вниз, он хохочет, радуясь моему детскому восторгу. Папины сильные руки подбрасывают меня в африканскую высь, и я вижу оттуда – из-под синих небес Мозамбика – мою красивую маму, бегущую по саванне навстречу моим восторженным воплям. «Ренато, осторожно! Не урони!!» – слышу ее встревоженный крик. «Не бойся, дорогая! – кричит папа, несясь навстречу любимой и с разбегу принимая ее в наш маленький, но крепкий союз. – Не бойся! Жена революционера не может трусить! Она должная смело смотреть вперед, в прекрасное будущее человечества!» Прижимая маму к себе, папа объятиями пытается задушить страх, перенесшейся в африканский мир леди. Мамины русые волосы путаются в черных кудрях отца, и небо уже не видится мне монотонно синим – я смотрю на него сквозь разноцветные пряди родительских волос. Обласканная и защекоченная ими, смеюсь. Беззубо и счастливо.

А потом небо взрывается багряно-красным. Вижу мечущихся в огне людей, слышу выстрелы и крики. Пытаясь вырваться из огненного плена, зову: «Мама!! Папа!!!» Я кричу и кричу, но ни папа, ни мама не приходят мне на помощь. Чужие руки подхватывают меня, чужие запахи наполняют меня тошнотой… Я замолкаю и погружаюсь в темноту…

– Бабушка, где моя мама? Где папа? Почему их нет здесь, с нами? Почему они остались в Мозамбике? Ты обещала, что они вернутся, а их все нет и нет!

Я сижу в своей детской кроватке бабушкиной квартиры, и по щекам моим катятся горькие слезы. Меня снова разбудил мой мозамбикский кошмар. Я снова кричала, пытаясь выбраться из огня. А вокруг кружился пепел и извивались в огненном танце люди…

Бабашка целует мои перепутанные волосы, и лихорадка, трясущая меня, отступает.

– Мама с папой обязательно вернутся, – шепчет бабуля, обнимая меня. – Вот сделают жизнь в Мозамбике лучше и обязательно вернутся. Твой папа – герой. Он борется за счастье людей…

Под бабулины хорошие рассказы я засыпаю. И мне снова снится Африка – но уже другая. Синее небо, пальмы, розовые деревья, много нарядных и счастливых людей. И среди них мои мама и папа, одетые в яркие африканские одежды. Они очень любят друг друга и очень любят меня. Мы снова все вместе. И я снова счастливо смеюсь…

– Белка, Бельчонок, Белка! Пора просыпаться! Девять утра!! Проснись!

В комнате по-прежнему темно, я лежу на кровати, а Лешка склоняет надо мной, подпирая голову локтем. Открывать глаза страшно не хочется, но если этого не сделать, то Медведь начнет первым протаптывать дорогу к ванной и первым обнаружит опустошенный винный сосуд…

– Привет!

Жмурясь, приоткрываю глаз и изо всех сил вылепливаю улыбку. Лешка улыбается в ответ.

– Мы что, не раздевались? Так и завалились спать?

– Вы – да. Но мы… – Я подползаю к Лешке поближе, заглядываю ему в глаза снизу вверх и ласково сообщаю: – Мы гуляли по Стрипу!!

– Как это… гуляли? – Лешка отодвигается от моей головы. – Что значит гуляли?? Ты гуляла по Стрипу одна??

Голос его угрожающе скрипит, и я моментально устаю от предстоящей схватки. Началось… Утро Лас-Вегаса. У меня раскалывается голова, губа и колено ноют, душа требует сна, а Лешка скандалит.

– Ну, Медведь, – хнычу я. – Что мне оставалось делать? Ты уснул, а я хотела посмотреть Стрип.

– Белка! Но это же окраина Лас-Вегаса! Дешевый отель! Ты в своем уме? А если бы что-то случилось??

– Ну, не случилось же…

Спотыкаюсь на полуслове, вспомнив странную ночь, но, отмахнувшись от видений, повторяю: «Не случилось же!!»

Лешка сопит, всем видом протестуя. Я – нехороший человек. Понятно. Ну да. Действительно, могло случиться. Но не случилось же!!

Опустошенная надвигающейся неизбежностью, отворачиваюсь к стене и пытаюсь сосредоточиться на бутылке. Где? Где она? Сейчас он встанет и ее найдет… Опасность еще можно избежать, но голова противится следственным экспериментам. А, пусть находит! Чего я должна прятаться?? Пусть находит! Что я такого сделала? Подумаешь, вино! Не водка же! Лешка отрывается от постели, и вместе с ним от меня уходит сон. Становится безнадежно тоскливо… Сейчас он впустит солнечный свет…

Комната наполняется золотистой желтизной, и я вижу сквозь щелки глаз, как на этом желтом фоне лицо Медведя багровеет. Неистовость его взгляда упирается вглубь комнаты, на пол. Там увядает костер моих ночных страстей: обгорелым поленом валяется недопитая бутылка; пеплом кукурузных чипсов присыпан ворс несвежего ковра… Как по углям, Лешка тяжело проходит к ванной и прячет в ней свою неожиданную боль.

Я знаю Медведя. Умытый и унылый, он скоро появится и начнет меня терзать, взывая к рассудку. Будет говорить, что так нельзя. Что он знает, чем может закончиться мое одиночное пьянство, что у меня подвижная психика, что он любит меня больше всего на свете и никогда не простит себе, если со мной что-то случится… Все это я слышу уже три года, и каждый раз не могу слышать с новой страстью. Да, я люблю выпить вина. Люблю забыться. Люблю помечтать о другой жизни – хорошей и счастливой для всех людей. «А если ты любишь меня, то люби такой, какая я есть!!» Я вышвыриваю себя с кровати и, прихрамывая, прокладываю к ванной тропу войны. Нет, все-таки надо было его огреть по голове ночью!