А его роль в войне… Я ведь когда приехал в Тюмень на формирование дивизии, то лично видел, как тогда на месте возведения цехов будущих заводов были готовы только стены, а продукция для фронта уже выпускалась… Под открытым небом снег шел, а продукция уже шла, хотя работали в основном только женщины и дети… И я уверен, что если бы не эта суровая требовательность со стороны Сталина, а он в этом отношении действительно был беспощаден, то вряд ли была бы обеспечена победа над врагом…

Но я что бы еще хотел добавить. В свое время я работал прокурором по надзору за следствием в КГБ, и мне пришлось рассматривать архивные дела по реабилитации людей. И рассматривая эти архивные дела, что мне особенно бросилось в глаза и всегда удивляло тогда, и удивляет сейчас. Насколько легко люди в Молдавии переходили из одной партии в другую, как, например, сейчас чиновники легко меняют свои взгляды. У нас на Урале в этом отношении все было совсем по-другому…

Причем я считаю, что обязательно нужно сказать, что даже тех, кого репрессировали и сослали, например, в Сибирь, то ведь им создали максимум условий, чтобы они там нормально жили и могли учиться и развиваться. Я, например, еще на Урале видел много таких людей. Помню, как в наш Свердловский обком пришел ректор политехнического института и поднял вопрос: «На новый атомный факультет поступают одни западники, в основном евреи…» Так о какой же дискриминации тут может идти речь? Почему об этом сейчас никто не говорит?

– А на войне вам не приходилось видеть никого из наших крупных военачальников?

– Во время войны мне однажды довелось присутствовать на офицерском собрании, на котором перед нами выступил командующий нашим 1-м Прибалтийским фронтом Баграмян. По этому собранию у меня о нем осталось приятное впечатление, он постарался как-то душевно, с юмором с нами общаться, рассказал вначале какую-то смешную историю и только потом перешел непосредственно к задачам. К тому же у него был очень сильный кавказский акцент, который добавлял ему определенное обаяние. И больше я во время войны никого из больших военачальников не видел. Но уже после войны мне довелось по работе познакомиться с Георгием Константиновичем Жуковым и близко видеть Хрущева.

– Расскажите об этом, пожалуйста.

– Когда в начале 50-х годов Жуков командовал Уральским военным округом, меня отозвали работать из прокуратуры в отдел административных органов Свердловского обкома партии. И вот в этот период мне по работе пришлось с ним неоднократно встречаться, причем я его видел в совершенно разных ипостасях.

Например, как-то мне надо было подписать у первого секретаря Недосекина какой-то документ, и в его приемной я увидел, что там сидит Жуков. Я оставил секретарю бумагу, но так как документ был срочный, то я зашел за ним часа через полтора и смотрю, что Жуков все сидит…

А потом у нас на партийном собрании коммунисты прямо спросили у Недосекина: «Почему такое неуважительное отношение к Жукову?» И он ответил: «Сам звонил, – и многозначительно посмотрел наверх, – и сказал, чтобы лучше службу знал, подержи его в приемной…»

Потом, я помню, как-то зашел к первому секретарю, чтобы получить задание, а у него в кабинете сидел Жуков. Мы поздоровались с ним за руку, и первый секретарь мне сказал: «Георгий Константинович проведет совещание с директорами военных заводов, а ты поприсутствуешь, ну и придется выступить». В тот раз я сидел с ним в президиуме, и надо сказать, что на том совещании он проявил себя как предупредительный, причем очень вежливый и невероятно обаятельный человек.

И потом еще был один случай. Как-то мне надо было срочно подготовить и отправить одну шифровку. Но для того чтобы ее подписать у первого секретаря, мне пришлось поехать на совещание военного совета округа. И когда я туда приехал, то увидел уже совершенно другого Жукова: чрезвычайно жесткого и требовательного.

А потом в разговоре с начальником управления кадров округа я узнал о таком случае. Командиры полков должны были сдавать то ли зачет, то ли экзамен, находясь в роли командира дивизии. Выехали они на местность, и Жуков, который присутствовал на этом экзамене, решил лично проэкзаменовать одного офицера. Но тот или растерялся, или что, но допустил грубую ошибку, не учел, что там была горная местность, и определил место расположения КП дивизии там, где из-за рельефа возникли бы сложности с радиосвязью. И Жуков за это обругал его матом и тут же уехал. А потом я видел личное дело этого командира, и там Жуков своей рукой написал примерно следующее: «Соответствует должности командира роты. Понизить до батальонного командира».

И был еще один случай, который тоже произвел на меня большое впечатление. Как-то в городе Серове произошла массовая драка между солдатами и местной молодежью, с обеих сторон в ней участвовало несколько сот человек. По поручению первого секретаря я позвонил Жукову и спросил его, известно ли ему об этом инциденте и какие меры приняты. И Георгий Константинович мне ответил: «Через час мой адъютант доложит вам». И, действительно, через полчаса перезвонил полковник и доложил о принятых мерах. Меня приятно удивила такая обязательность. Так что совершенно по-разному он себя проявлял.

А в последний раз я его видел при таких обстоятельствах. Присутствуя на первомайской демонстрации, я обратил внимание на то, что люди кричали «Слава!» только Жукову, настолько он был в народе популярен. И ведь недаром потом, ревнуя к его популярности, Сталин запретил Жукову принимать любые парады.

– А на фронте вы знали, кто у вас был, допустим, командиром вашей армии, фронтом? А то многие ветераны рассказывают, что не знали.