— Не хочу злоупотреблять властью, — слабо улыбнулась я. — Наверное, потому мне её никогда и не видать.

— Да понял я это, — ответил Дойлен. — Только сейчас понял. Сравнил… И так обидно стало — хоть волком вой. Полжизни отдать — и кому!..

— А дети?

— Ну, разве что дети… Об одном сейчас жалею — что не попалась ты сюда двадцать пять лет назад…

Двадцать пять лет назад я жила в другом городе, и была наивной дурочкой, ненамного лучше Ирки. Но моё воображение заработало, и перед глазами встала та, несбывшаяся жизнь… Шестнадцатилетняя девчонка со слабым колдовским Даром, в чужом мире. Учёба, серебряный медальон, средней руки владение, претенденты на руку свободной молоденькой ведьмы, среди которых Дойлен. Такой же молодой и глупый, как его сын сейчас. А что? В нём чувствуется какая-то первобытная жизненная сила. Недаром крестьянки на него гроздьями вешались, сами, без принуждения. Я бы в такого влюбилась, до беспамятства. И эти двадцать пять лет мы бы прожили вместе, детей бы родили, да не троих, а больше. И были бы среди них колдуны, это точно… Но не получила бы я ни жизненного опыта иного мира, ни образования, не стала бы программистом… и ехали бы мы сейчас вместе с детьми — на убой. Без малейшего шанса выжить.

— У нас поговорка есть: что ни делается, всё к лучшему, — тихо проговорила я. — Наверное, и то, что не делается, тоже.

— Хочешь сказать — всё, что с нами произошло, имеет глубокий смысл? — в голосе Дойлена послышалась горькая ирония.

— Ну, во всяком случае, всё, что с нами случилось, до сих пор помогало нам выжить. Чем не глубокий смысл? — я ответила своей иронией — ничуть не менее горькой. — Есть ещё одна поговорка: то, что нас не убивает, делает сильнее. Тебе сейчас больно, как никогда. Перетерпи и живи дальше. Ты сильный, ты сможешь.

На секунду представила себя на его месте…и мороз по коже. Паша попросту не способен заявить — мол, я с тобой столько лет не жил, а мучился, и какое счастье, что нашёлся дурак, способный тебя терпеть. Он слишком умён и слишком честен, чтобы скрывать истинное отношение. Если бы я ему надоела, он бы просто поставил меня в известность. Да и в первом браке он так натерпелся от жены-истерички, что больше всего ценил тёплое спокойствие в нашем доме. Но если на секунду допустить такую возможность, то меня в том доме уже через час бы не было. Часа как раз хватило бы на сбор большого велобаула, а из совместно нажитого имущества забрала бы разве что велосипед и кота. Мне было куда идти — брат принял бы меня без разговоров.

Это действительно страшно. Но жизнь продолжается, дамы и господа. Что нас не убивает…

— Давай пока свернём эту тему, — предложила я. — Личное пусть остаётся личным, а тут вчера кое-что ещё случилось, помимо…вечернего происшествия.

И я вкратце поведала историю о двух странных типах, крутившихся около нашего фургона. С каждым моим словом Дойлен, переместившийся из положения «лёжа» в положение «сидя», мрачнел всё больше и больше, а под конец категорично заявил, что отныне даже конец света не вынудит его оставить нас без охраны. Без его охраны — так будет точнее.

— Если мы им нужны для дела, — он прикинул ситуацию и сделал некие выводы, — то покрутятся, поймут, что силой ничего не вырвут, и пригласят по-хорошему. А если мы им нужны только как падаль, чтоб перешагнуть и дальше идти, то пусть приходят, — он хищно осклабился. — Прикончить-то они нас прикончат, да только я их прежде порву. Плохо они меня знают.

— Вчера вечером тебя даже я могла узлом завязать, защитник, — пришлось слегка щёлкнуть его по носу. Мужчины в некотором смысле до конца жизни остаются мальчишками. — Пообещай, что не будешь больше напиваться.

— Что, совсем вина не пить? — опешил Дойлен.

— Я же сказала — не напиваться. Не больше двух стаканов. Идёт?

— Ну… другое же дело. Обещаю.

— Тогда на вот, переоденься, — я сунула руку в короб с одеждой и достала чистую рубашку. — А то выглядишь, как… после лихой попойки.

Дойлен рассмеялся. Не слишком-то весело, но искренне.

Магическая преграда, видимая только нам двоим, тихо засветилась третьей сеточкой. На этот раз он ничего не сказал, но тут всё понятно было и без слов.

Что у трезвого на уме…

Хорошо, у Дойлена мозги работают, как надо. Иначе то, что у него на уме, стало бы для нас обоих большой проблемой. Хоть этот камень с сердца долой.

А после полудня к нам пришли.

Я сразу узнала тех типов, которые вчера тут крутились. На этот раз они не тянули вино из кружек и не грызли жирные круги колбасы. Более того — выглядели они не как боевики на задании, а как парламентёры: одёжки вычищены, оружие надраено, даже медные бляшки с вычеканенной головой медведя на груди болтаются. Чтобы все видели — служивые при исполнении. Дойлен, с самого утра не расстававшийся ни с мечом, ни с пистолетом, сделал хмурое лицо.

— Доброго дня добрым людям, — старший из двоих…посланцев сдержанно поклонился.

— Чем обязаны, милейший? — разговор начался в рамках приличий, и Дойлен ответил, как аристократ, узревший в своём доме нежданных гостей.

— Наш господин, волостной маг Линерит, приглашает на обед вас, господин владетельный ведьмак…и вас, госпожа владетельная ведьма, — теперь поклон был адресован мне. — Вот официальное приглашение, — он достал из поясного кошеля свиток, с которого свисала печать на шнурке, и с почтением передал Дойлену.