Шрифт:
– Тогда скажи им, чтобы убирались.
– Это Винсент, сэр, – произнес Фредди, не сдвинувшись с места. – Он звонит уже четвертый раз. Говорит, что это важно.
Джей Ти уселся на помосте и опустил руку в бассейн. Почти всю свою жизнь он мечтал о таком бассейне. Сейчас он его почти ненавидел.
– Сэр?
– У Винсента все всегда важно.
– Он отказывается вешать трубку, сэр. – Фредди поставил аппарат на патио. Его возмущенное фырканье ясно показало, что он думает о Винсенте.
Джей Ти перекатился на спину. Ни Фредди, ни телефон не исчезали.
– Я ушел на покой, чувак, – проворчал он в трубку.
– Да неужели, старик? – Громкий голос Винсента заставил Джей Ти схватиться за голову. – У меня есть для тебя настоящее дело, Диллон. Как раз в твоем вкусе.
– Сегодня тринадцатое.
– На этой половине земного шара.
– Я не отвечаю на звонки тринадцатого. А на твои звонки я не отвечаю вообще никогда. Я ушел на покой.
– Диллон, послушай, как только ты услышишь сумму…
– Мне не нужны деньги.
– Деньги нужны всем.
– А мне не нужны. И дела твои – тоже. Я закончил. Привет.
– Эй, эй, эй! Секундочку! Послушай, Джей Ти, выслушай меня, хотя бы ради нашего прошлого. Послушай, я встретился с этой женщиной. Она просто потрясающая…
– Так хороша в постели?
– Я не об этом…
– Наверняка блондинка. Ты всегда западал на блондинок.
– Джей Ти, старичок, не разыгрывай из себя задницу. Я бы не стал тебе звонить просто так – я знаю, что ты вышел из игры. Но этой женщине нужна помощь. Ей действительно нужна помощь.
– Правда? Тогда возьми телефонный справочник, найди там телефон святого Иуды [10] , позвони, и если тебе кто-то ответит, то сообщи мне; может быть, в будущем пригодится. А теперь – пока.
– Джей Ти…
– Отвали.
Он повесил трубку. Фредди все еще стоял в комнате. На его верхней губе были видны капельки пота. Диллон покачал головой.
– О чем ты так беспокоишься? – напал он на своего слугу. – Что я соглашусь? Что откажусь от всего этого ради сорокасекундного выброса адреналина? Фредди, я думал, что мы лучше знаем друг друга.
10
Один из двенадцати апостолов (не путать с Иудой Искариотом, который предал Христа). Покровитель немощных и страждущих. Последователи – орден доминиканцев.
– Я принесу вам «Маргариту», сэр.
– Давай, тащи. Ты меня хорошо понимаешь.
Джей Ти прижал голову к прохладному патио. Солнце прожигало ему веки до тех пор, пока перед глазами у него не появились красные зигзаги.
Фредди появился со стаканом, край которого был измазан солью, и поставил его рядом с головой своего хозяина.
– Фредди, – сказал Джей Ти.
– Да, сэр?
– Если ты еще с кем-нибудь соединишь меня – я тебя уволю.
– Понял, сэр.
– Даже если это будет полковник, Фредди. Понятно?
– Конечно, сэр.
– Ну хорошо.
Фредди резко развернулся и вышел из комнаты. Джей Ти даже не повернул головы.
В бассейн он прыгнул не раздеваясь. Дошел до самого дна. Он совсем не сопротивлялся, потому что никогда не сопротивлялся воде. С самого начала Марион могла творить все, что угодно, на лошади, а Джей Ти – под водой.
Ноги его коснулись дна, он открыл глаза и осмотрел свое царство. Стены бассейна были покрыты розовой плиткой, а дно выглядело как россыпь сапфиров.
В горле у Диллона начало щекотать – организм требовал свежего воздуха. С этим он тоже не стал бороться, просто принял это к сведению – и это требование, и панику, и страх. Под водой он мог воспринимать все, что угодно. Под водой он, наконец, примирялся с внешним миром.
Мысленно он отсчитывал секунды, а щекотание в горле тем временем превратилось в позывы к кашлю. Не борись с этим, не борись. Растворись в этом кашле. Прошло уже две минуты. Однажды он продержался четыре, но сегодня такого не случится.
Две минуты сорок пять секунд. Всё, конец. Джей Ти вылетел на поверхность. Воду он пробил со ртом, широко открытым для отчаянного вдоха, и сделал четыре глубоких вдоха подряд. Джинсы и майка прилипли к его телу, а в голове застучали барабаны.
Он все никак не мог забыть. Рейчел и Тедди. Смеющиеся. Улыбающиеся. Бьющиеся в крике. Умирающие.
Каждый год он уходил в этот запой. Пять дней воспоминаний о том, что он не мог позволить себе забыть.
Пять дней мрака, который полностью накрывал его, заслоняя весь свет.