Шрифт:
У двери коменданта мы увидели двое саней. Узника посадили в те, которые нас доставили сюда; сели и мы, комендант - рядом, а я – против него. В других санях сидели четыре солдата. Куда мы едем? Я этого не знал. Что собираемся делать? Тоже не знал. Но, если вспомнить, меня это не касалось. Я должен был у в и д е т ь, вот и все. Хотя, ошибаюсь. Мне предстояло еще кое-что сделать; мне предстояло сказать: «Я видел».
Мы поехали. Я сидел так, что колени старика были между моими, и я чувствовал их дрожь. Комендант завернулся в меха, Я был в застегнутом наглухо военном сюртуке, и холод добирался до нас. Старик был голым или почти голым, но комендант не предложил ему ничем укутаться. У меня мелькнула мысль снять с себя и отдать сюртук узнику; комендант догадался о моем намерении.
– Не стоит трудиться, - сказал он.
Я оставил сюртук на себе.
Мы поехали прежней дорогой, и вот она, Нева. С середины реки повернули в сторону Кронштадта. С Балтики дул сильный ветер; ледяная крупа секла лицо; разыгрывалась одна из тех жутких метелей, какие метут только по-над Финским заливом. Даже привыкнув к темноте, мы ничего не видели дальше десяти шагов. Когда мы миновали косу, началась настоящая метель. Вы, мой друг, не можете себе представить той круговерти льда и ветра в краю болотистых низин, где дерево не может противиться ее силе. Мы двигались против ветра, так густо насыщенного клочьями снега, что, казалось, он готов был обратиться в монолит и раздавить нас в белых тисках, Наши лошади фыркали, ржали, упрямились тащить сани дальше. Только сильными ударами кнута кучер принуждал их продолжать путь. Они постоянно сбивались с дороги и норовили увлечь нас то к одному, то к другому берегу реки. Так что требовалась беспримерная борьба, чтобы держаться середины. Я знал, что иногда, в разгаре дня, незамерзающие полыньи проглатывали сани, коней, людей. Мы могли оказаться в одной из них.
Какая ночь, друг мой, какая ночь! И этот старик, колени которого все сильнее тряслись между моими!
Наконец, мы остановились. Должно быть, примерно в лье от Санкт-Петербурга. Комендант шагнул на заснеженный лед и подошел ко вторым саням. Четверо солдат уже их оставили, держа в руках инструмент, какой велено было прихватить с собой.
– Делайте прорубь, - сказал им комендант.
Я не смог побороть себя и вскрикнул от ужаса. Начал понимать, что к чему.
– А, значит, императрица вспомнила обо мне? – прошептал старик так, словно рассмеялся скелет, - Я думал, что она забыла обо мне.
О какой императрице говорил он? Три императрицы, одна за другой, побывали на троне: Анна, Елизавета, Екатерина. Очевидно, он полагал, что живет еще в правление какой-то из них и даже не знает имени того, кто его убивает. Каким же сильным был мрак этой ночи рядом с мраком его одиночки!
Четверо солдат занимались прорубью. Они били молотами, подрубали лед топорами и поднимали его куски, поддевая вагами.
Вдруг, они отскочили назад: лед был пробит, хлынула вода.
– Вылезайте, - сказал комендант старику, возвращаясь к нему.
Приказ был ненужным, старик и без того уже выбрался из саней. Стоя на коленях на льду, он молился. Комендант совсем тихо отдал приказ четверым солдатам и присел возле меня: я не вылезал из саней. Через минуту старик поднялся.
– Я готов, - сказал он.
Четверо солдат бросились на него. Я отвел глаза в сторону; но если не буду смотреть, то допущу здесь натяжку. Я услышал всплеск падения тела в пучину. Против воли обернулся в сторону проруби. Старик исчез. Позабыв, что не мне отдавать приказы, заорал кучеру:
– Пошел! Пошел!
– Стой!
– крикнул комендант.
Сани, что покатили, было, остановились.
– Tout n’est pas fini – Не все кончено, - сказал мне комендант по-французски.
– А что еще нужно от нас?
– спросил я его.
– Подождать, - ответил он.
Ждали мы полчаса.
– Лед схватился, ваше превосходительство, - сказал один из солдат.
– Крепко?
– спросил комендант.
Он стукнул по зеркалу проруби: вода успела обратиться в лед.
– Поехали, - сказал комендант.
Лошади опять рванули галопом. Можно сказать, что за нами гнался демон метелей. Возвращение в крепость заняло у нас менее десяти минут. Там я снова обрел моего провожатого.
– В Красный дворец, - сказал он кучеру.
Через пять минут дверь к императору снова открылась, чтобы впустить меня. Он был на ногах и в том же наряде, в каком я увидел его первый раз. Остановился передо мной.
– Все в порядке?
– спросил он.
– Я видел, - ответил я.
– Ты видел, видел, видел?
– Взгляните на меня, sire, - сказал я, - и у вас не будет сомнений.
Напротив меня было зеркало. Видел себя в нем; только я был такой бледный, только черты моего лица были так искажены, что сам я еле себя узнавал. Император взглянул на меня и, не говоря ни слова, направился к бюро, чтобы на том жe месте, где лежал первый, взять второй документ.