– Ты отлично знаешь, что не читаешь Евангелий, скотина!
– говорит Александр, тыча ему в нос Б и б л и ю и деньги.

И император на глазах остолбеневшего священника кладет деньги в свой карман.

Всем в России известны невежество и коррупция греческого [православного] духовенства, все его презирают, и все его почитают и целуют ему руку.

Когда я увидел вытащенную на берег снасть, нагруженные уловом корзины, рыбаков и лошадей, которые направились к другому месту, я вошел в воду, добрался до судна и нашел свою одежду в том же углу, где ее оставил.

Наступило время нашей высадки.

Перекинули трап на широкие мостки на озере, и мы сошли на берег. Более чем умеренный обед накануне и утреннее купанье возбудили во мне зверский аппетит. Мы пришли к постоялому двору монастыря; у всякого мало-мальски известного монастыря есть постоялый двор, где останавливаются паломники и паломницы. Нам приготовили завтрак, в котором съедобной была только рыба, выловленная на наших глазах.

Черный хлеб, что теперь представлялся пирожным на столе графа Кушелева, здесь, сырой в середине, внушал мне неодолимое отвращение. Я завтракал неочищенными огурцами, кисшими и перекисшими в соленой воде, - премерзским блюдом для французских, но полным смысла для русских дворцов, корками хлеба, рыбешками и чаем.

Чай искупает все.

После завтрака, мы поинтересовались, какие экскурсии мы могли бы совершить по острову; как цель прогулки нам назвали К о н с к и й к а м е н ь. За ним, похоже, стояло некое предание и, следовательно, привлекало меня. Мы взяли гида и пошли вдоль небольшого монастырского кладбища, где трава и полевые цветы наполовину скрывают могильные камни; растения, в частности, такие: черника (vaccinium myrtillus), медвежье ушко (hicracium auricula), золотая розга (solidago virquora), тысячелистник (achillea millefolium); все прикрывает землянику. Весной, если вообразить, что в Финляндии бывает весна, среди этой травы увидишь много фиалок, а землянику - к концу июня.

Что касается деревьев, образующих леса Коневца и Валаама - двух наиболее лесистых островов озера, это - сосна, береза, липа, платан, клен и рябина.

После кладбища мы пошли по аллее, которой не миновало некоторое величие. В начале аллеи стоял большой греческий [православный] крест, что в отражаемых лучах солнца казался серебряным. Приблизившись к нему, увидели, что просто он весь из жести. Крест установлен над могилой, на нем читается такая надпись:

«Помяни меня, Господи, когда приидет царствие Твое!

Князь Николай Иванович Морелов,

родился в 1780-м, умер в 1856 гoдy».

На пригорке узнается церковь, открываются пленительные дорожные просветы в голубых и белесых от густых испарений тонах, чего я не видел нигде и что объясняет мечтательность финской поэзии. Слева раскинулось хлебное поле с очень бледными васильками. Справа выкошенная прерия пропитала воздух чарующим деревенским запахом, острый привкус которого памятен с детства.

Мы взяли влево и, пройдя хлебным полем, вошли в лес.

Примерно через версту показалось, что земля, вдруг, исчезла у наших ног: характер местности совершенно преобразился. Ничего подобного я не видел с тех пор, как нахожусь в России. Я мог бы подумать, что оказался в Швейцарии. Мы соображали, как спуститься в лощину, полную туманной утренней прохлады и прозрачных теней, когда наш гид позвал нас к деревянной лестнице в сотню ступеней; спустились по ней и оказались в глубине небольшой долины, очарование которой не передать ни пером ни кистью. Деревья, которые вот-вот дотянутся до солнечного света, стоят там прямые и крепкие, как колонны храма, с листвой, образующей свод. Солнце, просеянное сквозь него, струится золотым дождем и ложится местами на стволы и землю жидким дрожащим пламенем, тогда как в глубине голубой воздух замутнен до тональности лазурного грота. Посреди этой небольшой долины высится утес с часовней св. Ансельма. Все, что смогли вытянуть из нашего гида относительно К о н с к о г о к а м н я и св. Ансельма, это то, что утес назван так в связи с жертвоприношением здесь лошадей древними финляндцами до их обращения к христианство. В отношении св. Ансельма не удалось узнать ничего, кроме того, что он умер мучеником.

Если бы я отважился на суждение о свершившемся мученичестве, там, где высится часовня, то сказал бы, что св. Ансельм погиб от комаров. Нигде в мире я не встречал такого множества этих мерзостных насекомых. Нельзя было оставаться на месте даже мгновение, чтобы они нас буквально не облепили, а когда шли, каждый из нас был окружен облаком из них, как персональной атмосферой. Муане, однако, имел мужество сделать рисунок, тогда как Миллелотти и Дандре обмахивали его березовыми ветками, как мандарина, время от времени прерывая действо самопожертвования, чтобы похлестаться самим. Что же до меня, то с первых атак я ударился в бегство к лестнице и достиг ее верхних ступеней. По мере того, как забирался выше, комары исчезали. Оказавшись на солнечном месте, я совсем освободился от них; через несколько минут ко мне присоединились компаньоны, и мы повернули к монастырю.

Меня всегда упрекали, что во время путешествий замечаю лишь живописную сторону посещаемых мест. Я постарел и пора исправиться. Скажем немного о геологии; мы будем скучны, но у нас будет ученый вид.

Почти все острова - скажем лучше, все острова, окаймляющие южный берег Ладоги, - представлены скалами, сложенными из осадочных пород, вперемешку со скалами натурального вулканического происхождения; острова напротив, окаймляющие противоположное побережье, то есть западное и северное, - плутонические. Остров Коневец, расположенный на полдороге между южным и северным побережьем озера, целиком сложен из камня и знаменует границу осадочных пород. Его окружность - 14 верст.