Впрочем, Митя Дрозд, искусствовед и преподаватель Академии художеств, подъезжая к тоскливому зданию аэропорта, не слишком задумывался о его архитектурном убожестве. Он испытывал два достаточно сильных чувства, по сути своей весьма противоречивых: с одной стороны, он радовался выпавшей ему поездке в Париж, с другой – волновался из-за картины, которую заставил его везти Аристархов. Он знал, конечно, что у Андрона Аскольдовича налажены с таможней надежные связи, но тем не менее вполне естественный страх человека, который против своей воли неожиданно стал контрабандистом, не оставлял его ни на минуту.

Маршрутное такси высадило Дрозда возле аэропорта и повернуло дальше, в авиагородок, где живут многие сотрудники двух петербургских аэропортов. Митя поспешно направился в зал отлета. Регистрация пассажиров на парижский рейс уже началась, но, как обычно, происходила необычайно медленно. Из четырех стоек работали только две, причем одна из них предназначалась для каких-то мифических Очень Важных Персон (ВИПов по современной терминологии). Поскольку этих персон на рядовом рейсе, естественно, не предвиделось, девушка за стойкой просто скучала, а все пассажиры вытянулись в огромную очередь ко второй стойке.

По залу неторопливо двигалась уборщица, довольно представительная дама средних лет в немарком сером халате. Она на удивление неловко управлялась со своими инструментами – ведром и шваброй и, подойдя к очереди ожидающих регистрации пассажиров, постоянно задевала шваброй то ноги отлетающих, то их чемоданы. Впрочем, пассажиры в предотлетных волнениях не обращали на нее внимания как на неизбежную, хотя и досадную деталь интерьера.

Митя Дрозд не был исключением. Он перебирал в памяти необходимые дела, в который раз недобрым словом мысленно поминал Аристархова и прикидывал, какие подарки сможет приобрести на свои небольшие валютные средства.

В это время к нему подошла совсем молоденькая девушка в скромном костюме, с длинными каштановыми волосами и спортивной сумкой на плече.

– Извините, пожалуйста, – обратилась она к Мите, – я первый раз лечу за границу и не умею заполнять таможенную декларацию. Скажите, что нужно писать вот в этой графе? – С этими словами девушка сунула Мите под нос серенький листочек декларации.

Девушка была симпатичная, и Митя счел своим долгом войти в ее положение. Вынув из кармана ручку, он показал неопытному прелестному созданию, куда нужно вписать страну назначения, куда – собственное гражданство, объяснил, что полагается декларировать, а что – необязательно. Судя по декларации, девушка летела в Ганновер на сорок минут позднее Дрозда. Разговорившись с очаровательным существом, Митя на какое-то время забыл о своих вещах, аккуратной горкой сложенных на полу. Неловкая уборщица возила своей шваброй совсем возле его ног. Митя, недовольно поморщившись, переступил чуть в сторону, но не заподозрил ничего плохого. Он не заметил, как липовая уборщица одним ловким движением подхватила футляр с аристарховской картиной, засунула его в свое ведро, вытащила из ведра другой точно такой же футляр и положила его на место прежнего.

На уборщиц никогда не обращают внимания, поэтому никто из пассажиров и сотрудников аэропорта не заметил подозрительных манипуляций с футляром. Только девушка с каштановыми волосами наблюдала за ними краем глаза, делая одновременно вид, что внимательно слушает объяснения Мити Дрозда.

Убедившись, что уборщица успешно завершила подмену, девушка очень любезно поблагодарила Митю и направилась в сторону дамского туалета. Там ее уже поджидала Надежда Николаевна Лебедева, которая сняла серый халат, временно превративший ее в уборщицу, и убрала весь свой нехитрый инвентарь в большую клетчатую сумку, с какими ездят за границу челноки. Туда же спрятала она и футляр с картиной.

– Ну, девочка, молодец! – похвалила она Лену. – Отлично ты его отвлекла!

– Ох, тетя Надя, – Лена вытерла платочком бисеринки пота со лба, – как я нервничала! Боялась, что он обернется и увидит, что вы делаете!

– Да что ты! – усмехнулась Надежда. – Он от тебя глаз не мог отвести! Ну ладно, сейчас нам нужно быстро исчезнуть из аэропорта.

Очередь на регистрацию двигалась невыносимо медленно. Митя Дрозд попросил лысого краснолицего толстяка присмотреть за своими чемоданами и, взяв только футляр с картиной, оставить которую без присмотра побоялся, пошел в туалет. Следом за ним в том же направлении двинулся молодой толстомордый здоровяк с маленькими голубыми глазками и коротко подстриженными рыжими волосами.

Митя Дрозд не обратил внимания на рыжего. Умывая руки, он увидел его отражение в зеркале за своей спиной, но опять же не придал этому значения. Он включил сушилку для рук, и в это время на голову ему обрушился пудовый кулак Толяна.

Оглушив Митю, бандит аккуратно опустил его бесчувственное тело на кафельный пол, убедился в отсутствии свидетелей и быстро вытащил из футляра свернутый в трубку холст. Перед входом в туалет послышались чьи-то шаги. Толян заторопился, вытащил у себя из-за пазухи злополучное «Утро на птицеферме» и засунул его в футляр к Дрозду. Спрятав у себя на груди взятый у Мити холст, он быстро выскочил наружу.

– Мужчина, вам плохо? Мужчина, что с вами? Мужчина, может быть, вам врача вызвать?

Митя Дрозд мучительно застонал и приподнялся. Он лежал на холодном полу туалета, над ним склонилась толстая пожилая дежурная, которую позвал пассажир, наткнувшийся на его безжизненное тело. Дежурная побрызгала на несчастного Дрозда холодной водой, он застонал и сел. Голова болела, но заметных повреждений не было. Первым делом он схватился за футляр с картиной. Футляр был на месте, но проверять при дежурной его содержимое Митя побоялся. Восстановив в памяти предшествующие события, и вспомнив бандитскую физиономию в зеркале, он понял, что стал жертвой нападения. Целью этого нападения скорее всего стала картина. Ну, удружил Аристархов! Ведь он теперь всю душу вынет, если картину украли.