– Я верю, потому что знаю тебя как облупленного и потому что я видела настоящего убийцу. Но они-то мне не поверят, решат, что я тебя выгораживаю.

– Это еще кто кого выгораживает! Ты больше подходишь на роль подозреваемой! Ты убила ее из ревности! То есть это милиция так подумает, – поправился ненаглядный, взглянув на меня внимательнее.

Очевидно, в глазах моих он прочел что-то очень для себя неприятное, потому что сник и даже отодвинул стул от меня подальше.

– Ах, вот как… – выговорила я медленно, – так слушай, я расскажу тебе, что тут случилось на самом деле. Девица, – я кивнула головой в сторону комнаты, – была связана с каким-то криминалом. Очевидно, ей срочно нужно было от кого-то удрать. Она останавливает первую попавшуюся скромную машину, заигрывает с водителем, дает ему понять, что не прочь развлечься, предварительно узнав, что есть место, где можно спокойно пересидеть ночь. Только такой самовлюбленный дурак, как ты, мог подумать, что соблазнил ее своей внешностью и дурацкой «копейкой»! Ей просто нужно было где-то спрятаться до утра!

Я решила не стесняться в выражениях и называть вещи своими именами, чтобы ненаглядный наконец понял, какого он свалял дурака.

– Но, – продолжала я, – планам девицы не суждено было осуществиться. Ее выследили. Убийца пришел в эту квартиру, стукнул тебя по голове, а ее задушил. Потом он сунул тебя в духовку, открыв газ. И если бы не пришла я, то все могло бы для тебя кончиться летальным исходом. Потому что соседи, услышав запах газа, прибежали бы и начали звонить. А всем известно, что в наполненной газом квартире нельзя ни звонить, ни свет включать. Потому что от вспышки газ может взорваться. Так и случилось бы, и в квартире нашли бы только два обугленных трупа. А так я тихонько открыла дверь ключиком… только вот благодарности от тебя не дождешься.

– Что же теперь делать? – простонал ненаглядный, потому что упоминание о двух обугленных трупах очень плохо на него повлияло.

– Вот, – оживилась я, – слышу толковый вопрос. От трупа нужно избавиться.

– Как это? – Он вытаращил глаза.

– Молча, – напомнила я, – обязательно молча. Значит, мы должны запаковать труп во что-нибудь нейтральное, вывезти его куда-нибудь за город и там спрятать, так чтобы сразу не нашли. А потом жить как ни в чем не бывало. Мы ничего не видели, ничего не знаем, никого не помним. Девица скрывалась? Скрывалась. Ее нашли и убили ее дружки. Уж они-то точно не будут расследовать ее смерть. Милиция в полном неведении, даже если и подадут родственники в розыск – ну, пропала и пропала. Уехала в теплые края! Ты никого в машину не подсаживал, сюда никого не привозил – вообще мы с тобой весь вечер вместе были, как всегда!

Я остановилась, перевела дух и налила себе холодной воды из чайника. Поверх стакана я посмотрела на ненаглядного и заметила, что он рассматривает меня с каким-то странным выражением.

– Ты так спокойно об этом рассуждаешь… – протянул он.

– Что значит – спокойно? – завелась было я, но прислушалась к себе и поняла, что он имеет в виду.

Действительно, я совершенно не волновалась. То есть я была сильно возбуждена, но это только подстегивало меня, хотелось немедленно действовать. И еще что-то изменилось внутри меня, но заниматься самокопанием сейчас не было времени.

– Ладно, тянуть нечего, не люблю неприятное надолго откладывать.

Я вошла в комнату. Там ничего не изменилось, труп по-прежнему валялся на диване. Я собрала разбросанную женскую одежду – белье, теплый свитер, юбку, ботинки… Из кармана юбки вывалилась косметичка. Я наскоро перебрала содержимое: пудреница, помада, носовой платок – все обычное, а вот еще: за подкладку засунуто немного денег и красная книжечка – паспорт.

– Полозова Каролина Викторовна, – прочла я вслух. – Ну и имечко! Русская, год рождения одна тысяча девятьсот семьдесят девятый, место рождения – город Новохоперск.

Я перелистнула страничку. Прописка в Новохоперске, потом еще один штамп – выписана, а здесь, в Санкт-Петербурге, штампа о прописке нет.

– Темная личность эта твоя Каролина. Нигде не прописана. Ну, так даже лучше. Родственников у нее здесь нет.

Я нашла в шкафу старые ножницы тетки Глафиры и аккуратно начала разрезать одежду во многих местах.

– Что ты делаешь? – вскричал ненаглядный.

– Одежду надо выбросить, я режу, чтобы никто не мог воспользоваться. На рваные тряпки никто не обратит внимания. Косметичку тоже выбросим, а паспорт надо бы сжечь…

Я сунулась было на кухню, но сообразила, что в квартире все еще достаточно газу. Как бы пожара не устроить! И я положила паспорт убитой девицы в потайное отделение своей сумочки.

– А как же мы ее повезем – голую? – ненаглядный как-то странно пустил петуха.

Я взглянула на него пристальнее и увидела, что в глазах у него стоят слезы. Этого только не хватало! Рыдать положено женщине, а плачущий мужчина смешон, не его это амплуа. Хоть и пишут в книжках, что даже самые сильные мужчины способны рыдать от переживаний и горя, я в это не верю. И плачущий мужчина вызывает у меня только отрицательные эмоции, потому что отец раза два в году напивается и плачет потом пьяными слезами о своей погубленной жизни.

– Немедленно прекрати! – проскрежетала я. – Не смей распускаться, у нас еще столько дел!

– Я не могу, – Он все-таки разревелся.

Второпях я сунула ему платок из косметички Каролины, что вызвало новый приступ. Бормоча ругательства, я бросилась на кухню и принесла ему мокрое полотенце. Вытирать слезы, смешанные с потом, мне пришлось самой – он уже и руки не мог поднять. Ненаглядный вообще был весь как жареный пирожок с повидлом – снаружи липкий и горячий, а внутри прощупывалась какая-то вязкая субстанция, которая так и норовила растечься.