— Я работала над делами серийных убийц, где преступниками были люди, но я все еще поддерживаю права человека.

— Это не то же самое, — возразила она.

— Над сколькими серийными делами работала ты?

— В каждом деле о вампирах, над которыми я когда-либо работала, было зарегистрировано несколько смертей.

Я покачала головой:

— Большинство вампиров убивают ради еды или потому что они хотят создать еще вампиров. У них нет такой же патологии, как у серийных убийц, хотя технически они очень похожи.

— А что это вообще значит? — спросила Хетфилд, голос ее прозвучал раздраженно, с намеком на ее прежнее поведение.

— Это значит, что я видела как серийные убийцы-люди совершали вещи настолько ужасные и кошмарные, похожие на деяния вампиров и оборотней, так что для меня это выглядит не столь ужасно.

— Почему нет? — спросила она, и раздражение растворялось в чем-то, что было почти слезами.

— Потому что мы человеческие существа, черт побери, и должны помнить об этом, и действовать соответственно. Серийные убийцы не помнят этого.

— Это может быть хуже, увиденного нами сегодня вечером.

Я не знала, погладить ее по головке или рассмеяться в лицо. Эдуард спас меня и от этого.

— Маршал Хетфилд, худшими монстрами, которых я когда-либо видел, были люди.

Ее глаза заблестели.

— Я не хочу в это верить.

— Никто не хочет в это верить, — ответил он. — Но правда от этого не изменится. — Говорил он сочувствующим, даже добродушным голосом, но я знала, что на самом деле он таковым не являлся, только не касательно таких вещей. Когда требовалось, он был непревзойденным актером, и мог бы получить Оскар за свое выступление в качестве Теда. Я до сих пор не понимала как он это делает, но наблюдала как Хетфилд смотрит на него широко раскрытыми глазами, в которых застыли слезы, и видела, как она покупается на его сочувствие, крючок, леску и грузило.

— Мне нужно идти… — сказала Хетфилд, — кое-что сделать. Я… — Она пошла к дверям и вышла на свежий воздух. Может ей требовался свежий воздух, но могу поспорить, она не хотела, чтобы кто-то видел как она плачет. Ни один коп не хочет, чтобы другие копы видели его зареванным, но если ты женщина и плачешь на месте преступления, тебе никогда этого не пережить. Уж лучше блевануть на месте преступления, чем разрыдаться.

— Что дальше? — спросил Дев.

— Поцеловать Натаниэля и Мику, а затем я хотела бы, наконец, увидеть отель, отмыться, и несколько часов поспать.

— Обычно я заставлял тебя спать во время работы, — сказал Эдуард.

— Может, старею, — пожала плечами я.

— Ты моложе меня, — сказал он.

Я усмехнулась.

— Может быть, но я только что из больницы после того, как меня подстрелили, и провела последние несколько часов в жестокой борьбе против гребаных зомбо-убийц, и потому немного устала.

Он ухмыльнулся, чуть опустив шляпу.

— Немного устала, — передразнил он.

— Немного устала, — улыбнувшись, повторила я.

— Что ж, а я чертовски вымотался, — сказал Никки.

— Я думал, львы должны быть выносливее, — сказал Дев, широко и невинно, слишком невинно, раскрыв глаза.

Никки поднял бровь:

— У нас больше выносливости, чем у тигров, но это ни о чем не говорит.

Дев ухмыльнулся:

— Могу придумать один способ доказать у каких котов больше выносливости.

Никки ухмыльнулся в ответ.

— Даже не знаю, затыкать уши и начинать «ля-ля-лякать» или пойти за остальными охранниками, чтобы делали ставки, — сказал Эдуард.

Я кинула на него хмурый взгляд.

Он ухмыльнулся, а так как все они смотрели на меня с ухмылками, мне ничего не оставалось, как ухмыльнуться в ответ:

— Супер, но не уверена, что буду сегодня хоть на что-то пригодна.

Дев притворился обиженным. Никки просто выглядел самодовольным. Я подозрительно глянула на них:

— Обиду я еще поняла, но с чего это ты такой довольный?

Никки снова усмехнулся.

— Ты смертельно устала, только-только вышла из больницы, и уже накормила ardeur, но все еще не сказала «нет».

Я закатила глаза.

Он наклонился поближе и прошептал:

— Я тоже тебя люблю.

Мне потребовалось мгновение, чтобы догнать, что он имел в виду, что давало мне понять настолько я была уставшей, но когда мой мозг распознал комментарий, я покраснела. Румяная, разгоряченная, покрасневшая до-самых-корней-волос, а ведь я почти уже перестала такой бывать.

Никки засмеялся, высоко и восторженно. Это был такой счастливый звук, что на нас начали озираться люди.

— Я годами уже не видел, чтобы ты так краснела, — заметил Эдуард.