– Полагаю, вам пора искать себе новое место. И чем скорее, тем лучше, – объявил он. – Очень неприятно иметь в услужении человека, который пытался не пустить меня в мой собственный дом. О, даже не рассчитывайте нагрузить свои карманы принадлежащими мне вещами, когда будете покидать нас. У меня есть полный список всего, что здесь имеется, – солгал Брент и тут же добавил: – У матери, наверное, тоже такой имеется.

Смертельно побледнев, дворецкий с трудом поднялся с пола и со всех ног бросился в заднюю половину дома. Брент же сокрушенно покачал головой. Ему стало грустно от того, что его свирепый вид не произвел на этого человека никакого впечатления – в отличие от простого упоминания о графине.

Он схватил за руку молодого слугу, который съежился в алькове недалеко от входной двери. Следовало выяснить, почему так запуганы слуги в доме, но это – потом.

– Где моя мать? – спросил Брент.

– В зимнем саду, милорд. Пройдите через холл и поверните направо, к двери. – Слуга смутился. – О, думаю, вы и без меня знаете.

– Должен бы знать, но не знаю. Это, наверное, какая-то новая пристройка к дому?

– Ей уже почти два года, милорд. О вас доложить?

Брент улыбнулся. Когда же слуга, побледнев, отшатнулся, Брент подумал, что вместо улыбки у него, должно быть, получился хищный оскал.

– Нет, спасибо, парень. Я нагряну внезапно. А ты спрячься куда-нибудь, где она тебя не достанет. Потому что сейчас у нее испортится настроение. Твое имя?..

– Джеймс. Джеймс Томпкин. Меня наняли только на прошлой неделе. По-моему, какой-то слуга у них неожиданно пропал куда-то.

– Ага, понятно. Скройся на время, парень. – Брент помолчал, потом пришел к выводу, что Джеймсу можно доверять. «Парню не больше восемнадцати», – прикинул он. – Если тебе покажется, что здесь происходит что-то не то, когда я уйду отсюда, то найдешь меня в Уорлок-Уоррене. Это дом десять по Беннингтон-роуд.

Парень закивал и умчался прочь. Граф же пересек холл и подошел к двери, про которую говорил слуга. Ступив в зимний сад, он чуть не выругался от изумления. Ему мало что было известно о ценах на обустройство таких садов или на меблировку, но дорогие вещи он распознавал с первого взгляда. Не хотелось думать о том, сколько мать вложила в эту пристройку к дому. Где-то среди зарослей журчал фонтан. Брент услышал его, разглядывая зеленый мрамор на полу.

Покачав головой, он зашагал по саду и довольно быстро наткнулся на мать. Нельзя сказать, что она была полностью одета. Графиня сидела в одной лишь ночной сорочке с накинутым поверх нее шелковым халатом, полупрозрачным, сквозь который отчетливо виднелись очертания ее тела. «Такой вид не для сыновних глаз», – подумал Брент и отвернулся. У ног матери расположился обнаженный по пояс мужчина, которого она кормила виноградом. Брента это потрясло – мать никогда не казалась ему чувственной. Но потом до него дошло: это было не проявление похоти, а демонстрация власти женщины над мужчиной. Графиня Филдгейт открыла собственный способ держать мужчину в повиновении. Так что Брент уже не удивился, увидев, что этим мужчиной был тот самый огромный слуга, который постоянно сопровождал ее.

– Приветствую, матушка… – растягивая слова, сказал граф и вышел вперед. – Наслаждаешься ранним утром?

То, что мать даже не взглянула на него, сбивало с толку, и Брент почувствовал, что закипает. Графиня же взмахом руки отправила слугу прочь, и только этот человек продемонстрировал хоть какие-то эмоции. Он поднялся и взглянул на Брента с такой яростью, что тому пришлось изготовиться к драке. Однако слуга, подобрав свою сорочку и сапоги, удалился, беспрекословно подчинившись приказу графини.

– Что ты здесь делаешь? – Мать расправила складки своего скандального облачения с таким видом, словно в этот момент на ней было приличное платье. – Мне кажется, я ясно дала понять, что видеть тебя здесь не желаю.

– А мне кажется, я ясно дал понять, что ты находишься здесь только с моего позволения.

– Да-да, конечно. Я как раз собираюсь поменять свой статус.

– Поздно. У меня уже все документы на руках. Плюс к тому я получил опекунские права на мальчиков и Агату.

На миг лицо графини исказилось от злобы, и Бренту даже пришлось подавить непроизвольное желание сделать шаг назад. Но затем оно вновь обрело холодное и надменное выражение, так хорошо знакомое ему. Это было недостойно, но он вдруг испытал радость от того, что забирал у нее дом. Мать превратила семейное гнездо в свою собственность и перестраивала его как заблагорассудится, хотя отлично понимала, что у нее нет на дом никаких прав. Увы, он сам позволил ей это, чтобы не связываться с ней и не наживать себе проблем. Небольшой особнячок, который Брент купил для того, чтобы держать там своих любовниц, вполне его устраивал.

– Ты не женат, а о твоем распутстве известно всем, поэтому тебе никто не мог вручить права на шестнадцатилетнюю девчонку, – заявила графиня.

– Эта девочка моя сестра, а я глава семьи. Теперь у тебя есть несколько недель на то, чтобы привести в порядок свои дела и переехать в один из твоих вдовьих домов. Все переговоры, которые ты вела с Минденом по поводу брачного контракта, прекращаются. Этому человеку я запрещаю появляться в моем доме.

– Сначала представь мне доказательства твоих прав. – Графиня протянула руку, унизанную тяжелыми золотыми кольцами и перстнями, и Брент передал ей бумаги.

Глядя, как ее руки судорожно вцепились в документы и как побелели костяшки пальцев, Брент порадовался собственной предусмотрительности – заказал для себя копию. Вполне могло получиться так, что уже через секунду бумаги у нее в руках превратились бы в клочки. Однако ее хватка ослабла и он забрал у нее документы.

– Не могу разобрать подпись, – сказала мать.

И ему показалось, что она лгала.

– Тебе и не нужно знать, чья тут подпись. Главное, что этот человек занимает более высокое положение, чем тот, кого ты использовала, чтобы узурпировать мое место в семье. Этот, кстати, неподкупный.