В гостинице мы пошли вместе ужинать. Николай Николаевич заказал себе коньяку, тщетно пытаясь угостить меня, непьющего. Пришлось ему меня заменить. После чего он чрезвычайно расположился ко мне и даже сообщил по секрету, что в запаснике Палеонтологического музея хранится череп бизона сорокатысячелетней давности с прижизненным огнестрельным ранением на лбу.

Я давно знал об этом и еще в пору создания кинокартины «Воспоминание о будущем», которую помог завершить западногерманской фирме «Континентальфильм», подсказал кинематографистам заснять это бесспорное доказательство появления на земле в доисторическое время кого-то с огнестрельным оружием. Череп тогда экспонировался в Палеонтологическом музее и был убран в запасник, когда привлек слишком много сторонников былых космических контактов. Я не удержался и рассказал об этом Николаю Николаевичу. Тот воспринял это с хитрой улыбкой и заявил:

— А не пора ли нам, батенька, попятиться спать? — И он по-хорошему рассмеялся.

Признаюсь, я не мог уснуть, и все услышанное вместе с тем, что мне было прежде известно, ожило в моем воображении. И если не все, о чем я напишу, было именно так, то могло быть именно так!

— След! — крикнул пограничник, шедший с монахом впереди.

Перед ними виднелось пятно первого на этой высоте снега с четким отпечатком на нем чьей-то босой ноги.

След вместил бы пару горных ботинок. Он был неимоверной ширины, с пальцами на одной линии.

Зоолог и художник подбежали к снежному пятну.

След был один. Дальше шла каменистая тропа, по которой, не зная усталости, поднималась отделившаяся от Памирской экспедиции И. Тацла группа во главе с бородатым зоологом Болотовым, так заросшим по самые глаза, что художник подшучивал, уверяя, что в крайнем случае обещанный портрет гоминоида он сделает с натуры, с зоолога.

Вокруг со всех сторон теснились горы. Синие, как на картинах Рериха, с белыми хребтами.

Особенно впечатляли более близкие скалы с острыми переломами освещенных и затемненных граней. А ближний остроконечный холм с каким-то вроде бы памятником наверху и свалившимися к подножью, как с пирамиды, плитами казался не игрой природы с ее чудесами выветривания, а чем-то рукотворным, но ни с чем не сравнимым. И еще волшебно резкие переходы света и теней, вызывавшие у художника поистине «девичий» восторг и попытки вытащить мольберт, чтобы запечатлеть неправдоподобную мозаику. И только суровая устремленность бородатого Болотова заставляла Вин Виныча, как звали Худницкого, прозванного Болотовым Худ-Худницкий, двигаться вперед.

Предстояло добраться до снежной полосы, где, может быть, окажется цепочка следов загадочного существа.

По словам буддийского монаха, которые с трудом переводил проводник-таджик, существо это не было загадочным, а, по его убеждению, в нем скиталась душа умершего человека, ждущая встречи с тем, в кого можно переселиться.

Все подсмеивались над монахом, но шли за ним.

— Вперед! — скомандовал зоолог. — Судя по отпечатку ступни, примат поднимался, как и мы.

— Если не шел спиной вперед, — заметил художник, щелкая фотоаппаратом.

— Не знаю, кто так движется, — пожал плечами зоолог.

— Говорят, леший. У него будто все навыворот…

— Эка выдумка! — возмутился Болотов. — Вам бы, дорогой Худ-Худницкий, сказки иллюстрировать, а не приматов с натуры писать! Леший! Чай не в лесу мы…

— В лесу понятнее. А чем он здесь питается? Зелень внизу осталась, — заметил художник.

— Монах говорит, ворует съестное, — пояснил проводник. — Мясо — нет. Овощи, хлеб берет.

— Ну и выдумщик этот монах! — отозвался Худниц- кий. — Скитающаяся душа у него есть просит, овощи ворует!

— Люди в горах йетти крепко не любят, — продолжал проводник. — Вонючий сильно.

— Воняющая душа! Это прелестно! — рассмеялся художник.

Зоолог повел носом:

— А и впрямь! Мне что-то запах чуется.

— И верно, — согласился художник. — Спросим охотника, у него чутье не наше.

Киргиз замыкал шествие и только теперь остановился перед следом:

— Ишь зверь какая вымахала! Однако ружье перезарядить надобно. Жакан нужна будет.

— Ни в коем случае не применять оружие! — запротестовал зоолог. — Наша задача взять его живьем. Это будет бесценная находка для науки!

— Находка? — проворчал охотник. — Ее давай, ищи. — И он остро огляделся вокруг прищуренными глазами на скуластом безбородом лице. — Есть запах. Плохой. Сверху несет.

— Возобновим подъем, — предложил Болотов. Двинулись дальше. Каждый шаг требовал усилий. Гнулись под тяжестью рюкзаков.

За один переход до снега так и не добрались.

Тщетно высматривали отпечатки огромной босой ноги. Девственный снег делал горный пейзаж еще своеобразнее.

— Здесь он, здесь, — говорит проводник. — Монах болтает, что скитающаяся душа его поджидает.