Пока возчики и пассажиры выбирались из пруда, Кугель спустил корабль. Вармуса накрыло перевернувшейся коляской, и понадобились много рук, чтобы извлечь его оттуда.

Вармус с трудом поднялся на свои ушибленные ноги. Он оглядел разрушения и застонал от отчаяния.

— Это уму непостижимо! Что за проклятие лежит на нас? — Он оглядел своих измазанных людей. — Где дозорные?.. Кугель? Шилко? Будьте так добры выйти сюда!

Кугель и Шилко робко показались.

Шилко облизал губы и заговорил как можно более убедительно:

— Я поднял тревогу; все могут это засвидетельствовать! Если бы не я, могла случиться куда более страшная беда!

— Ты опоздал; черти уже напали на нас! Как ты это объяснишь?

Шилко обвел глазами небо.

— Это может показаться странным, но Кугель хотел подождать, пока черти не перепрыгнут через щель.

Вармус повернулся к Кугелю.

— Я ничего не понимаю? Почему вы не предупредили нас об опасности?

— Именно это я и сделал, если вы припомните! Когда я увидел чертей в первый раз, я хотел поднять тревогу, но…

— Вот что самое непонятное, — сказал Вармус. — Вы видели чертей до того, как сделали ваше предупреждение?

— Конечно, но…

Вармус, морщась от боли, поднял руку.

— Хватит! Кугель, вы вели себя неразумно, и это еще мягко сказано!

— Это несправедливое решение! — горячо воскликнул Кугель.

Вармус сделал слабый жест.

— А не все ли вам равно? Караван погублен! Мы совершенно беспомощны в этой Илдишской Пустоши! Еще через месяц наши кости занесет песком.

Кугель взглянул на свои башмаки. Они износились и утратили блеск, но еще сохранили свои волшебные свойства. Он придал своему голосу как можно больше достоинства.

— Караван сможет продолжить путь благодаря развенчанному и несправедливо осужденному Кугелю.

Вармус резко сказал:

— Пожалуйста, поясните, что вы имеете в виду!

— Возможно, что в моих башмаках еще осталась магия. Подготовьте ваши повозки и экипажи. Я подниму их в воздух, и мы отправимся в путь, как и прежде.

Вармус вмиг стал энергичным. Он дал указания возчикам, которые постарались привести в порядок свои повозки и коляски. К каждой из них привязали веревки, и пассажиры заняли свои места. Кугель, переходя от повозки к повозке, пинал каждую носком башмака — они действительно еще сохранили свою силу. Повозки и экипажи взмыли в воздух; возчики взяли веревки и замерли в ожидании сигнала. Вармус, чьи ушибы и вывихи помешали ему идти, решил ехать на «Аввентуре». Кугель пошел было за ним, но Вармус остановил его.

— Нам нужен только один дозорный, человек, который доказал свое хладнокровие, и это Шилко. Если бы я не хромал, то с радостью потащил бы корабль, но эта обязанность теперь должна лечь на вас. Возьмите веревку, Кугель, и ведите караван по дороге, и как можно быстрее.

Сознавая бесполезность возражений, Кугель схватил веревку и зашагал по дороге, таща за собой «Аввентуру».

На закате все повозки и коляски спустили вниз и разбили лагерь. Славой, главный возчик, под руководством Вармуса установил защитную изгородь; разожгли костер, и Вармус приказал раздать вина, чтобы подбодрить упавшую духом компанию.

Вармус произнес краткое обращение:

— Произошла серьезная неприятность, и нашему каравану нанесен огромный урон. И все же не имеет смысла указывать обвиняющим перстом. Я сделал расчеты и посоветовался с доктором Лаланком. Полагаю, что через четыре дня мы дойдем в Каспара-Витатуса, где можно будет сделать ремонт. А до тех пор я надеюсь, что никто не терпит чрезмерного неудобства. Последнее замечание. Сегодняшние события уже в прошлом, но на нас тяжелым камнем лежат еще две загадки — исчезновение Иванелло и Эрмолде. Пока эти тайны не будут раскрыты, все должны быть осторожны! Никуда не ходите в одиночку! Если заметите какое-нибудь подозрительное обстоятельство, немедленно ставьте меня в известность.

Накрыли ужин, и компанию охватила атмосфера какого-то почти неистового веселья. Саш, Сказья и Рлайс продемонстрировали странный танец, состоявший из прыжков и скачков, и через некоторое время стало ясно, что они изображали ветряных дьяволов.

Клиссума вино привело в приподнятое настроение.

— Разве не чудесно? — воскликнул он. — Это превосходное вино стимулирует деятельность всех трех частей моего разума, так что пока одна из них смотрит на это пламя и Илдишскую Пустошь за ним, другая сочиняет восхитительные оды, тогда как третья сплетает гирлянды из воображаемых цветов, чтобы прикрыть наготу пробегающих мимо нимф, также воображаемых!

Экклезиарх Гольф Раби выслушал слова Клиссума с очевидным неодобрением и влил в свое собственное вино четыре, а не три, как обычно, капли аспергантиума.

— Неужели необходимо вдаваться в такие неумеренные крайности?

Клиссум поднял трясущийся палец.

— Если цветы самые что ни на есть свежие, а нимфы уступчивые, то ответ — решительное да!

Гольф Раби строго сказал:

— В Коллегии мы полагаем, что созерцание даже небольшого числа бесконечностей — само по себе достаточная стимуляция, по меньшей мере, для культурного и тактичного человека.