Ну, а брести по бурану пешим — только на чудо надеяться. И каждый раз горестно удивляются люди, когда хоронят после бурана своих близких, не дошедших всего каких-нибудь десяти метров до дома.

Вот в такой-то буран и попали мы с моей лагерной подругой Леной.

Стоял солнечный мартовский день. Находясь на своем фельдшерском пункте, я услышал, как неожиданно стал завывать ветер в трубах, выглянул и увидел поднимающуюся серебряную дымку над полями. Пока Лена собиралась, солнце уже исчезло, хотя силуэты зданий лагерного участка можно было еще различить.

Согнувшись, мы двинулись против ветра к ближайшему от нас дому, силуэт которого временами можно было четко различить. Казалось, что вот еще двадцать шагов, и мы упремся в него, но он и совсем куда-то исчез. Стало ясно, что двигаться наугад опасно, нужно увидеть дом, он ведь совсем где-то рядом. Я посадил Лену на снег, а сам, не теряя ее из виду, стал ходить кругами, но дом так и не появлялся. Уже против ветра совсем невозможно было смотреть: снег залеплял глаза. «Видимо, мы отклонились по ветру: нужно взять назад и вправо». На секунду мелькнуло что-то темное справа от меня. Спешу туда. Вот странно-то, это водовозная бочка на старой подводе, которая используется только летом. «Какого же черта она здесь! Она должна быть в районе конного двора! Неужели мы ушли уже так далеко?»

Время идет, и меня начинает беспокоить Лена: на ней лишь лагерный ватник и большой шерстяной платок. На ветру в такой одежде она продержится не более двух часов. Однако сейчас главное — сохранять спокойствие и быть внимательным. «Нужно взять влево, против ветра». Мы начинаем медленно двигаться, всматриваясь вперед. Чувствую, что под ногами твердый накатанный снег с санными колеями — дорога! Но откуда она здесь и куда она ведет? Что-то сжимается под ложечкой: я просто не понимаю, куда мы идем. Вспоминаю, что какая-то дорога проходит метрах в ста от фельдшерского участка и идет она на центральный участок Тасс-Заимку, но она ли это? Если это она, то мы шли совсем в другую сторону. Наверное, ветер все время меняет направление.

Стало очень темно, а ведь еще только около пяти часов вечера. Мы топчемся где-то в районе этой дороги. Лена кричит мне что-то в ухо, но ветер так ревет, что почти невозможно понять. «Мы уже были здесь!» — показывает она на кустарник, в который мы уперлись. Я останавливаюсь и не могу принять никакого решения, куда нужно теперь идти.

О, Боже, твердая почва исчезла из-под наших ног: валенки утопают в рыхлом снегу, из которого торчат усы прошлогоднего ковыля. Мы в степи!

Видимо, мы уже долго бродим: я весь мокрый от пота.

Смотрю на Лену — она как снежная баба: вся покрыта ледяной коркой. А ведь на ней простые чулки и короткая юбка. Нужно ли очищать этот панцирь с ее ног, может быть, он защищает от ветра. Одно ясно: она долго не выдержит.

Если бы знать, в каком направлении теперь идти! Самое главное — снова найти эту дорогу. Опять сажаю Лену на снег, чтобы она ватником прикрыла ноги, а сам начинаю ходить кругами, но дорога не появляется. Возвращаюсь к Лене, она уже превратилась в снежный сугроб. Стараюсь поднять ее, но она не встает. Кричу ей в ухо:

— Пошли!

В ответ:

— Оставь меня здесь!

— Пошли-пошли! Поселок где-то рядом.

— Нет, я останусь — иди один!

— Леночка, ты можешь, ты должна…

— Нет, я тебя тут подожду, — бурчит она.

Держу ее на весу, но она не опирается на ноги. Она спит! О, я знаю, что это значит! Тру ей щеки, дышу в лицо — она не открывает глаз. Неистово трясу ее, так что голова начинает раскачиваться.

Вдруг глаза ее открылись: «Где же мы?». Ох, если бы я знал!

Но нужно двигаться. Если мы остановимся тут, то через два-три часа с нами все будет кончено. Начинаю восстанавливать в памяти, в каких направлениях мы двигались с самого начала. Ничего не получается. По крайней мере, нужно найти наши старые следы. Наклоняюсь. Точно — это они, они еще не совсем занесены снегом. Тащу Лену за собой, она вяло переступает ногами. Ветер совсем обезумел — сбивает с ног и крутит, меняя направления. Все время боюсь, что Лена опять сядет, но лучше об этом не думать, а искать дорогу.

Вот она, эта твердость под ногами — дорога! Но куда идти: назад или вперед? Судя по направлению ветра — вперед. Все время гложет мысль, что Лена отморозит колени.

Что-то долго мы идем, а ничего не меняется. Так далеко от поселка мы не могли уйти. Вдруг под ногами ощущаю звук пустоты: это деревянный мостик через ручей. Какой же это мостик? Если это та самая дорога, что проходит за моим фельдшерским пунктом, то тогда этот мостик я знаю, он в ста метрах от дома. Он должен быть где-то вправо от дороги. Нужно пройти еще за мост метров пятьдесят и затем вправо по целине. Сажаю Лену снова на снег и решаюсь удалиться вправо, но так, чтобы не потерять ее из вида. Десять метров вправо: силуэт Лены исчезает, но и дома нигде не видно. Снова к дороге, снова метров десять вперед и опять удаляюсь. Дома нет! И снова, и снова. Вдруг я замечаю, что мне совсем все равно, найду я дом или нет. Мне безумно хочется спать. «Ну, уж нет! Дом совсем уже рядом, мы должны выжить!»

Я начинаю рисковать: протаптываю в снегу проход, который не сразу заносит снегом, и по нему удаляюсь, так что силуэт Лены исчезает. Всматриваюсь. Затем опять нахожу Лену, тащу ее дальше по дороге и опять удаляюсь. На третий раз мне начинает мерещиться, что вижу нечто серое в отдалении. Оно, это «серое», то появляется, то исчезает. Теперь я иду уже на большой риск: удаляюсь, не протаптывая прохода. Еще десять шагов и еще десять. Нет, это не мираж — это точно дом!

Скорее назад, к Лене, я слишком далеко отошел — проход мой почти занесло снегом. Вот она, лежит комочком. Кричу ей в ухо: «Дом!». Но она остается неподвижной. Счищаю лед с ее лица, тру ей щеки. Она смотрит на меня, но молчит. Обхватываю Лену и пытаюсь поднять ее, однако на ноги она не становится и снова опускается на снег. «Лена, дом рядом!»