Пункт второй. Аналогично – найти в больнице непьющего Валю Пинегина. И, если его состояние позволит, расспросить о подробностях несчастного случая во дворце. И о том, что этот случай предваряло.

Пункт третий. Визит в областную психиатрическую больницу. И если догадка Паши о том, что Сашок не умер, но сбежал или выписался, – чисто случайно окажется правдой, то со старым другом предстоит серьезный разговор. Возможно, неприятный.

Пункт четвертый. Аделина. Когда – если – она позвонит, стоит сделать неожиданный ход. Сойти в сторону с накатанной дорожки, по которой его ведут. И посмотреть на реакцию.

На этом составление плана несколько застопорилось. Пока речь шла о людях, Кравцов чувствовал себя достаточно уверенно. Но что можно предпринять в отношении каменного монстра, насылающего неприятные видения, он не представлял.

Наконец в муках родился Пункт пятый. Узнать о прошлом развалин как можно больше. Рассказ Козыря был краток и неполон – он пересказывал чужие слова, и, похоже, сам многого не знал. Почему особняк считается дворцом «графини Самойловой»? А где, пардон, жил ее граф? В те года эмансипированных самостоятельных дам, надо полагать, еще не существовало. И чем эти граф с графиней знамениты? Не случалось ли в «Графской Славянке» каких зловещих событий?

Конечно, бегущий с изменившимся лицом к пруду призрак некогда замурованной в стене графини – чушь и ерунда. И роковые лилии на Торпедовском пруду не цветут, – утопленных графских жен стоит поискать в водоемчике, вырытом на шести сотках артиста Смехова. Но тем не менее…

Неспроста ведь по всему миру ходят рассказы о местах, где случалось в старые времена нечто жуткое и которые до сих пор несут отпечаток старой трагедии. Несут и передают ныне живущим. Понятно, все эти байки надо делить на шестнадцать, но какой-то процент невыдуманных историй в сухом остатке все равно обнаружится.

Заодно, кстати, стоит узнать, как дворец дошел до нынешнего состояния. «В войну» – ответ уж больно расплывчатый. Когда-то в детстве Ленька Кравцов слышал рассказы об этом от стариков, но сейчас ничего не вспоминалось. Да и то сказать: кто из пацанов внимательно слушает и запоминает стариковские занудные истории? Значит, расспросить еще раз. Очевидцев событий военных лет, конечно, стало с тех пор поменьше, но должны еще оставаться…

И заодно уж стоит…

Тут мысли Кравцова оборвались. Он вновь обнаружил исчезновение поплавка. Потянул и ощутил на конце лески незначительное сопротивление. Крохотная плотвичка выскочила из воды. Презрительно глянула на Кравцова красным глазом, разжала губы, шлепнулась обратно. По всему судя, висела она на кончике червя. Ладно, не рыба и была.

Стоит пополнить план подпунктом Пять-бис, – закончил мысль Кравцов. Раздобыть сведения обо всем странном, бывавшем в Спасовке, пусть с развалинами и не связанном. Легенда, мотивирующая подобное любопытство, – сбор материалов для нового триллера. А почему, собственно, легенда? Можно и на самом…

– Напрасно, Ленька, стараешься, – проскрипело сзади. – Ничего не добудешь.

Кравцов резко обернулся. Слова Ворона на какое-то мгновение показались издевательским комментарием к обдумываемым планам.

– Здравствуйте, Георгий Владимирович, – холодно сказал Кравцов.

Старик стоял за спиной, опираясь на палку, – такой же, как всегда. Такой же, как двадцать лет назад. И так же проигнорировал приветствие. Но как он умудряется каждый раз подходить незаметно и неслышно? Ниндзя-черепашка какой-то…

Одет был Ворон в парусиновый летний костюм – когда-то белый, но принявший с годами несколько сероватый оттенок. Всегда, сколько помнил старика Кравцов, одевался тот по летнему времени именно так. Поэтому ничего удивительного, что в ночном кошмаре Ворон дирижировал сводным ансамблем не то спящих, не то мертвецов в этом костюме. И все же…

И все же у Кравцова так и вертелся на кончике языка вопрос: а чем вы занимались минувшей ночью, Георгий Владимирович? Может, сны какие интересные видели?

Чушь, конечно, полная, и ничего спрашивать Кравцов не стал. Хотя поговорить со стариком – в рамках родившегося плана – стоит. Наверняка тот, коренной спасовец, знает много. Но вопросы должны созреть. Недаром говорится, что правильно поставленный вопрос содержит две трети ответа.

Ворон сегодня оказался чуть более разговорчивым. Продолжал:

– Говорил я тебе, Ленька: по сторонам поглядывай! А ты… Вон там рыбка-то держится, у броду… – Старик указал в сторону своей палкой, тоже древней, как само время. – Только в воду не суйся, холодна еще…

У Кравцова явно росла и развивалась мнительность – и тон, и фразы старика опять казались на что-то намекающими.

Но в любом случае Ворон сегодня держался не совсем обычно. Сказав пару-тройку фраз, не развернулся и не зашагал без прощаний обратно. Стоял и смотрел на Кравцова. А тому не захотелось поворачиваться лицом к речке, а затылком к старику. И – если уж начистоту – к его увесистой палке. После сегодняшнего сна – совсем не хотелось. Кравцов, пожалуй, позабыл вставить шестым пунктом своего плана: как можно серьезней отнестись ко всем своим предчувствиям, к подспудным желаниям и нежеланиям. Прислушался бы повнимательнее к внутреннему голосу во время первого, за неделю до вселения в вагончик, визита в Спасовку – глядишь и не вляпался бы во всю здешнюю мутную мистику.