— Пусть часок постоит, хозяйка. А потом испытай его и сама увидишь: еще лучше, чем новенький будет!

— Быстро работаешь и хорошо, — отметил священник. — Не встречал я таких ловких жестянщиков.

— Ну, спасибочки, — крякнул Род, обернулся, вытаращил глаза и смущенно добавил: — Святой отец, — как будто только что понял, что говорит со священником.

Священник улыбнулся:

— Меня зовут отец Беллора, жестянщик. Не изволь смущаться.

Род все же постарался сделать вид, будто сильно нервничает.

— Может, и у вас есть посудинка какая, что починки требует?

— Мне бы не кастрюльку, а сердце починить, — со вздохом отвечал священник, и тень тревоги пробежала по его лицу. — Верны ли те вести, что ты принес?

— Это вы про какие вести интересуетесь? Насчет того, что Церковь Грамерайская от Римской отделяется? — Род пожал плечами. — Так в народе говорят, святой отец. А вы-то как скажете: правда это или нет?

— Я про такое пока не слышал. — Монах убрал руки в рукава сутаны, как в муфту. Он насторожился, в его взгляде появился страх. — Да только радоваться нечему.

— А ежели это правда, святой отец, — с опаской спросила одна из крестьянок, — мессу вам служить можно будет или нет?

— Ну, это… — усмехнулся Род и попытался развеять сгустившиеся тучи. — Что ж, ежели нас отпевать будет некому, так мы и помирать перестанем?

Губы священника дрогнули в улыбке.

— Нет, конечно, не перестанем. Прошли годы со времени моего рукоположения, и пока руки мои еще способны держать чашу для причащения. И я буду служить Господу, если только Папа не подвергнет Грамерай анафеме.

Крестьянки примолкли от одной только страшной мысли о том, что Рим может отдать Грамерай в лапы дьявола.

Род предпринял слабую попытку достичь своей первоначальной цели.

— А вот нельзя ли, скажем, в монастырь кого послать да и вызнать, правда все это или нет?

Священник покачал головой:

— Если только оттуда кто пойдет — а иначе… нет, вряд ли.

— А нету ли в вашей деревне у кого-нибудь сынка или братца в монастыре? Они ж порой наведываются домой.

Отец Беллора нахмурившись посмотрел на Рода и покачал головой:

— Нет, ни у кого из здешних жителей нет родни в монастыре. Я тут один принадлежу к священному ордену, а я сам не отсюда родом.

— А у вас, святой отец, не осталось ли товарищей по учению?

Священник невесело усмехнулся:

— О да, были у меня друзья, покуда я изучал науку священства. Но и они все разошлись по деревенским приходам.

— Это как же? — разыграл удивление Род, хотя отлично знал правду. — Разве не все монахи учатся вместе?

— Нет, — покачал головой отец Беллора. — Не все мы попадаем в число избранных.

— Не все, вот оно как! — Род притворился изумленным. — А я-то, признаться, так думал, что как в монастырь попадают, то у всех все одинаково.

— Нет. По-разному. И в душе, и в учении. Одни уходят в кельи, обретая монашеское уединение, а другие остаются в братской спальне и трудятся по переписке священных книг.

Неужто и палата, где переписывали книги, у иноков была другая? Это было что-то новенькое в практике управления монастырями.

— Стало быть, и дальше все для вас по-другому?

Священник кивнул:

— Мы уходим в мир, откуда пришли, дабы сражаться с искушениями и испытаниями, отвлекающими человека от мыслей о Царствии Небесном.

— Уж это вправду удел святых, — озадаченно проговорил Магнус. — А как же… как же бедня… как же нам, беднякам, отыскать дорогу в Рай без таких, как вы, святой отец?

Взгляд отца Беллоры смягчился.

— Славно сказано, мальчик. Вот спасибо тебе. Стыд мне и позор за то, что я из-за огорчения забыл, как дорога, как ценна моя жизнь! Правы были те, что выше меня: я обрел в этой жизни богатство, ощущая нужды ближних. И никогда за все время, покуда я служу здесь, я не задавался вопросом о том, зачем появился на свет.

— Вот только сдается мне, что не сами вы это выбрали, — неловко проговорил Род и нахмурился, живо представив себе свиток пергамента с прописанным на нем назначением на должность приходского священника. — Вы небось монахом хотели стать, святой отец?

— Хотел, как мечтают все молодые люди, приходящие в монастырь. Вернее, не так: все же не все мечтают о том, — поправился он. — Но большинство. Но не послушнику решать свою судьбу. Для того есть люди важнее и мудрее его. Они лучше понимают, в чем его призвание.