В маленьком уютном домике на окраине Лондона настроение было прямо-таки похоронное.

Когда лейтенант Гопкинс предъявил свое служебное удостоверение полной пожилой даме в черном платье, та лишь покорно подняла глаза к небу.

— О, еще и это, — простонала она и жестом пригласила лейтенанта пройти в комнату.

При виде представителя Скотленд-Ярда ему навстречу поднялся щуплый молодой человек с несчастным лицом. Из последних сил он старался соблюдать спокойствие и держаться с достоинством.

— Что ж, я готов, — отрешенно вздохнул бывший помощник нотариуса Броустер.

— К чему вы готовы? — улыбнулся Гарри Гопкинс.

Несчастный человечек с удивлением взглянул на представителя властей.

— Как это к чему? Я готов следовать за вами.

Лейтенант громко рассмеялся, стараясь, чтобы его смех услышала грустная пожилая дама.

— Вы считаете, что я явился для того, чтобы вас арестовать?

— А за чем же еще?

— Итак, вы сознаете, что за совершенные вами преступления должны понести столь суровое наказание?

Броустер тяжко поник головой.

— Увы! Если бы я помнил, что именно тогда натворил…

Лейтенант Гопкинс обеспокоился:

— Так вы ничего не помните?

— Ничего, — покачал головой преступник. — Абсолютно ничего. С того момента, как мистер Стимс указал мне на дверь — ничегошеньки не помню. Ночь, беспросветная ночь. Я даже не помню, как оказался дома. — Несчастный с ожесточением потер лоб. — Печально сознавать, сэр, что человек в моем возрасте может позволить себе нечто подобное. Э, да что тут говорить, — закончил он, пожав плечами с самым безнадежным видом.

Дружески взяв несчастного за щуплое плечо, лейтенант чуть ли не силой усадил его в кресло и сам сел напротив. В ответ на удивленный взгляд он сказал спокойно и веско:

— Не отчаивайтесь, еще не все потеряно. Возможно, вам и удастся выйти из этого неприятного положения. Думаю, ваше дело не столь уж безнадежно.

Отчаявшийся Броустер с недоверием смотрел на этого странного полицейского.

— Разве это возможно, сэр?

— Посмотрим. Все зависит от целого ряда обстоятельств. И вот эти-то обстоятельства я и должен с вашей помощью рассмотреть. Сейчас постарайтесь возможно точнее описать все, что случилось до того момента, как вы потеряли память.

Надежда, промелькнувшая в полных отчаяния глазах, видимо, придала силы бывшему помощнику нотариуса. Желтые щеки окрасил лихорадочный румянец. Впрочем, может быть, это была краска стыда?

— Что ж, — начал он тихим, полным раскаяния голосом, — я напился как… как последний… — Броустер так и не уточнил, как именно он напился, возможно, просто не мог найти достойного сравнения.

— Вы часто выпиваете? — пришел ему на помощь следователь.

Подследственный позволил себе даже негромко вскрикнуть от возмущения.

— Что вы! Я вообще не пью! Разумеется, после того, что произошло, вы вправе мне не поверить, но я говорю чистую правду. До этого прискорбного случая стаканчик портвейна по очень большим праздникам — вот самое большое, что я когда-либо позволял себе. И это случалось чрезвычайно редко, уверяю вас, сэр! Обычная же моя доза, за компанию с коллегами — несколько капель виски в бокале с содовой.

— Тогда почему же вчера… Что за праздник был?

Броустер еще ниже поник головой.

— Я и сам толком не понимаю, как оно все произошло. Я сидел у Лионса. Знаете, кабачок на углу Редкросс. Там я обычно обедаю. Ко мне подсел незнакомый человек…

— О нем расскажите поподробнее. Как он выглядел?

— Он показался мне иностранцем. По-английски говорил очень хорошо, но акцент все-таки чувствовался. Знаете, такой немного гортанный выговор. И, кроме того, лицо смуглое.

— На индейца похож?

— Мне трудно сказать, я индейцев не встречал, а вот на испанца, пожалуй, похож. Ну, слово за слово, разговорились. В таких маленьких ресторанчиках, знаете ли, нравы простые, и люди легче общаются.

— О чем был разговор?

— Сначала поговорили о забастовке шахтеров, все об этом говорят. Потом перешли на филателию. Я уже много лет собираю марки. Хобби у меня такое. Прямо-таки страсть. Он мне показал несколько штук, у него были с собой. Спросил, не подделка ли и сколько они могут стоить. Я немного в этом разбираюсь. Ну высказал я ему свое мнение. Он был в восторге. Стал говорить, что я оказал ему прямо-таки бесценную услугу и что наше знакомство надо отметить. Заказал водку. Когда я попросил подать к ней содовую, он даже руками замахал — как можно портить такой благородный напиток! «От одной рюмки вам плохо не будет, а в такую промозглую погоду нет ничего лучше для здоровья». И в самом деле, день был исключительно мерзкий. Я и подумал — выпью рюмку, не опьянею же с такой малости. Выпил. Вторую рюмку он в меня чуть не силой впихнул. Ну, а после уже пошло само… Знаете, для непривычного человека… Развезло меня.

— А о чем вы еще разговаривали, кроме филателии?

— Да ни о чем особенном. Разговор вертелся вокруг всяких подвернувшихся тем, как бывает обычно со случайными знакомыми.

— В том числе и о вашей работе в нотариальной конторе?

— Да, и об этом поговорили. Но ничего особенного. Он спросил, много ли у меня работы. А узнав, что много, посочувствовал. Сказал, что считает такую работу очень мудреной, ему дескать с ней ни за что не справиться. Ведь всякие такие документы о наследствах страшно сложная штука, «премудрая», как он выразился.