– А если я хочу присутствовать просто в качестве наблюдателя – в какую дверь мне нужно зайти? – спросил его инспектор.

– Левая дверь перед комнатой для допросов.

Маккласки сел на стул в маленькой комнатке, когда Ардженти завершал преамбулу. Время от времени он делал записи, и очень скоро его целиком и полностью захватило представление, разворачивавшееся всего в нескольких ярдах перед ним, – увлекательная динамика вопросов и ответов. Этот допрос напоминал поединок двух опытных фехтовальщиков.

Но затем, когда Джеймсон предложил приватную беседу, дело приняло драматический оборот. Инспектор напрягся, увидев, как Джозеф соглашается, а Джон поднимается со стула. Помощник детектива мог прийти и обнаружить его здесь!

Маккласки бросил взгляд на дверь. Он понимал, что ему нужно уйти до того, как Уэлан выйдет из комнаты для допросов, – но, судя по всему, Финли собирался поделиться каким-то важным секретом, который хотел сохранить в тайне от всех остальных.

Пока он колебался, раздираемый двумя противоположными желаниями, момент был упущен. За дверью послышались шаги Уэлана. Схватив деревянный стул, инспектор подбежал к двери и засунул ножку стула в ее ручку.

После этого он застыл на месте, затаив дыхание и прислушиваясь к перемещениям Джона в надежде на то, что тот не услышал его броска к двери.

Стояла мертвая тишина. Взгляд Маккласки был прикован к ручке двери. Она оставалась неподвижной. А спустя несколько секунд раздались звуки шагов, которые постепенно стихли.

Инспектор с облегчением вздохнул, вернулся к своему стулу и снова сел.

– Возможно, вы помните, я говорил вам, что с юного возраста жил с теткой и дядей? Дом на Гринвич-стрит достался мне в наследство от них, и шесть месяцев назад я приехал в Нью-Йорк, поскольку моя тетка находилась при смерти, – начал рассказывать Финли.

– Да, я помню, как вы говорили об этом.

– На протяжении двух последних десятилетий я рассказываю всем эту историю – о том, как переехал жить к тетке Клэрис и дяде Грегори в возрасте девяти лет, когда умерли мои родители.

По тому, как Ардженти кивнул, Джеймсон понял, что тот внимательно его слушает. Он перевел дух.

– Я действительно приехал к ним, когда мне было девять лет. Но мой отец был тогда жив. И, очевидно, моя мать тоже.

Ардженти удивленно поднял брови:

– Очевидно?

– Да. Мать исчезла из дома, а отец говорил мне, что она уехала и оставила нас. Будто бы она оборвала все связи и больше не хотела нас видеть.

– Вы говорите так, словно сомневались в словах отца.

– Да. Очень сильно сомневался. Мне было девять лет, и я просто не хотел мириться с мыслью, что мать бросила меня. Но я мог ее понять – с учетом того, как издевался над ней отец.

– Каким образом? Словесно или же он бил ее?

– И то и другое, – Джеймсона передернуло. – Поначалу это были, главным образом, слова. Побои стали приобретать серьезный характер, когда мне было года четыре. Постепенно ситуация усугублялась. Моя мать была хрупкой женщиной – ее рост едва достигал пяти футов – и с каждым избиением все больше чахла. Казалось, отец черпал дополнительную силу в ее слабости и поэтому бил ее все больше и больше.

– А чем ваш отец объяснял свое поведение, если вообще объяснял?

Джозефу было хорошо известно, что большинство людей всегда пытаются оправдать любые свои действия, какими бы безрассудными они ни были.

– Он говорил, что мать безумна и провоцирует его, хотя я ничего подобного не замечал. Я видел перед собой лишь запуганную, морально и физически сломленную женщину, находившуюся на грани отчаяния.

Подозреваемый сделал паузу. Было видно, что эти воспоминания все еще мучительны для него.

– Я все чаще вставал на сторону матери, и со временем отец возненавидел меня за это. Между нами образовалась пропасть, – он с тяжелым вздохом провел ладонью по волосам. – Именно по этой причине всего через два месяца после исчезновения матери отец выпроводил меня из дома. Он сказал, что я постоянно говорю о матери, а это причиняет ему боль. Вероятно, отец был прав – я винил его в ее уходе, и он видел это в моих глазах. Разумеется, он не говорил об этом моим тете и дяде, когда просил их приютить меня. Отец сказал, что мне необходима настоящая семейная атмосфера, которую сам он, находясь в состоянии душевного разлада, не в состоянии обеспечить.

Финли замолчал.

– Вы хотите сказать, что ваш отец совершал насильственные действия потому, что был психически неуравновешенным и, возможно, страдал душевным расстройством? – уточнил Джозеф.

– Нет, я хочу сказать, что в действительности душевным расстройством страдала моя мать и что отец, вероятно, был прав. Но об этом я узнал лишь много лет спустя.

Джеймсон отпил из бокала глоток воды. Он видел, что Ардженти силится понять смысл его слов. Лоб детектива избороздили морщины.