– Жена ждет, – соврал Мишка. – Пишет, соскучилась. – Он снова ткнул соседа. – Слышь? Она не знает, что я уже в воздухе. Вот будет потеха, а? – Мишка засмеялся. – На острове три года отбарабанил, а спроси меня – какого хрена я там искал, что нашел, что потерял? – и ответить нечего. Хотя если говорить о потере, то три года, конечно, коту под хвост. Не пойму – зачем я туда поехал? Убей – не пойму. Загорелось – и умотал. Жену молодую оставил, ребят… Ведь зачем-то я это сделал, а? Три года как в угаре, как с похмелья, – Мишка внимательно посмотрел на соседа, словно желая убедиться, знает ли тот, что такое – с похмелья. – Как будто сам себя приговорил к сроку и сам себя выслал… Ха! Если бы я один! Спрашиваю ребят – вы откуда? Из Москвы, говорят. А вы? Из Ленинграда, из Киева, из Ярославля… Из каких городов, а! Живи – не хочу! Спрашиваю – какого черта вы здесь? Смеются. Понял? Сами не знают. Если б срок им дали на год и отправили туда же – удавились бы с тоски. А сами приехали – и по три года живут, и по пять, и совсем остаются… Жен к себе вызывают, детей… А дома ребята, троллейбусы, знакомочки… Представляешь, глотки рвут, все доказывают друг другу, что лучше: Москва или Калуга. Понял? Глотки рвут. А был бы остров еще подальше нашего – и туда поехали бы… Да и я тоже. Лишь бы подальше, подальше, подальше! – как заклинание повторил Мишка, глядя в иллюминатор.

– От чего подальше? – улыбнулся сосед.

– Откуда я знаю… Подальше, и все.

– От жены, без которой жить не можешь? Да? От города, который снится каждую ночь? Да?

– Ты не лыбься, – строго сказал Мишка. – Не надо. Ты знаешь, сколько ребят по островам, по всему Северу, по тайге, по местам, что приравняли к Северу, знаешь?

– А как же! От жены бегут, от алиментов, от долгов…

Мишка удивленно посмотрел на соседа, отвернулся, опять посмотрел, отгородился плечом.

– Зануда ты, – сказал просто, даже как-то с сожалением. – Еще не платишь алименты? Нет? Ну ничего, будут алименты, будут.

– С какой это стати? Я от жены не собираюсь на острова удирать.

– Она удерет, – убежденно сказал Мишка. – Понял? Удерет, – повторил он твердо. – Вот приедешь домой, а на столе записочка… Большой привет, написано, большой поклон.

Сосед ничего не ответил. Он обиженно откинулся в кресле и закрыл глаза. Но не задремал, нет. Под веками глаза его тревожно бегали, будто он в этот момент видел что-то нехорошее, беспокойное.

– Прошу застегнуть ваши ремни, – сказала девушка, выглянув из пилотской кабины.

– А почему вы решили, что мой ремень расстегнут? – тут же спросил Мишка, но девушка не слышала его.

Уже в аэропорту Мишка вдруг заметил себя в большом зеркале и понял, что отличается от людей, которые окружали его. И не только ростом, бородой… главное было в другом. За три года у него появилась вызывающая манера вести себя; сам того не замечая, Мишка будто каждую секунду доказывал право на тот или иной свой поступок, заявлял о готовности постоять за себя. Да еще эти громадные ботинки с рубчатой подошвой, сумка с ремнем через плечо, свитер толщиной чуть ли не в два пальца… Ему уступали дорогу, сторонились.

Мишка насторожился.

В автобусе он сцепился с парнишкой. Тот был на голову ниже, уже в плечах, но смотрел со спокойной насмешливой улыбкой. «Он даже не верит, что я могу двинуть его, – подумал Мишка. – А ведь я запросто могу двинуть. И это даже не испортит мне настроения».

– Напрасно ты так, – сказал он парню.

– Что напрасно? – улыбнулся тот.

– Я ведь не знаю ваших здесь порядков… могу сделать что-то не так…

– О чем, собственно, вы?

– Давай не будем, – сказал Мишка. – И на «вы» не надо. Понял? – он взял парня за руку чуть пониже плеча, сжал так, что тот губу закусил, и отодвинул его в сторону, потеснив сразу несколько человек.

Мишка сошел на первой же остановке, подивился обилию бутылок в гастрономе, взял пару подиковинней и опустил их в сумку. Он слегка растерялся, увидев на улицах такое множество девушек с открытыми плечами, в светлых легких платьях. Они мимоходом взглядывали на Мишку, иногда он слышал за спиной смех, безобидный, в общем-то, смех.

– Скажите, молодой человек, вы откуда? – спросила его большая девушка с копной рыжих волос. Она улыбалась, смотрела на него открыто и вызывающе. И улыбались две ее подруги.

Мишке показалось, что в этот момент остановилась вся улица, все прохожие и даже продавщицы в киосках вытянули шеи, чтобы посмотреть на него, услышать, что он ответит, и в любом случае – рассмеяться. И Мишка ничего не ответил. Покраснел и прошел мимо. Он совсем лишился уверенности, казался себе неуклюжим и чужим здесь, на своей улице. Даже попав три года назад в Оху, он не оробел, как сейчас, хотя там действительно люди на улице внимательно смотрели друг другу в глаза. В чем дело, Мишка понял в первый же день.

– Извините, – сказала ему женщина, которая шла навстречу, – у вас уши белые.

– А у вас вся спина белая, – не растерялся Мишка, но только войдя в гастроном, сообразил, что хотела сказать женщина. Он не на шутку испугался, увидев в зеркале, что уши его в самом деле белые. Они походили на осколки фарфоровой чашки и только у самого основания слабо отсвечивали розовым.

Мишка криво усмехнулся, вспомнив тот случай. Домой он поехал на автобусе, хотя идти было недалеко и он с удовольствием прошелся бы по городу. Не хотел, чтобы на него пялили глаза. Когда автобус приближался к знакомому перекрестку, Мишка подошел к водителю. Остановка была рядом, но ему хотелось показать всем этим пассажирам, всем этим… в общем, показать, что он знает город не хуже их, что он просто вернулся домой.