Не откладывая задуманное в долгий ящик, Глеб быстро собрался, захватил эскиз храма и вскоре уже входил в служебные помещения главного городского собора. Но тут дорогу ему преградил инок с внешностью Добрыни Никитича и с преувеличенной вежливостью спросил:

— Вам назначена встреча?

— Нет, но у меня есть дело к отцу Алексию.

— Извините, но сегодня не приемный день, к тому же отец Алексий очень занят.

— Но мне очень нужно!

— Ничем не могу помочь… — инок своей мощной фигурой напрочь закупорил входную дверь. — Не велено пускать.

— Ты еще скажи — служба такая, — со злостью сказал Глеб. — Как в ментуре. Тоже мне, цербер… А если я хочу срочно исповедаться в больших грехах? Чтобы не натворить еще больших. И именно отцу Алексию.

— Только по записи. Пройдите вон туда, — невозмутимый инок указал на здание напротив, — там вас матушка Евдокия и запишет.

— Везде бюрократы! — возмущался Глеб. — Даже в церкви. Ну жизнь пошла…

Неожиданно в просторном квадратном помещении за спиной инока, похожем на вестибюль, появились два оживленно беседующих священника, и в одном из них Глеб узнал Щеглова.

— Щегол! — вскричал Тихомиров-младший и попытался отодвинуть в сторону инока.

С таким же успехом он мог сразиться с груженым самосвалом. Инок стоял как скала. Но возглас Глеба все-таки привлек внимание отца Алексия. Он посмотрел в сторону двери, и на его лице появилось выражение глубокого изумления.

— Пропусти, — повелительно сказал он иноку, и тот послушно освободил проход.

Глеб вошел в вестибюль и сказал:

— Некому порадеть о заблудшей душе. Приди я в какую-нибудь секту, передо мной все двери открылись бы. Нехорошо, святые отцы.

— Глеб… — отец Алексий весело улыбался. — Ты все такой же. Шутник-озорник…

— Зато вы, отче, стали очень серьезными и так близко стоите к Богу, что нам, простым смертным, до вас даже не допрыгнуть.

Повинуясь доброму душевному порыву, они обнялись и расцеловались, чем немного смутили священника, который до этого беседовал с отцом Алексием.

— Давно мы с тобой не виделись… — Щегол-Алексий внимательно разглядывал Глеба — будто какую-то диковинку.

— Давно, — подтвердил Глеб и бросил быстрый взгляд на другого священника.

Отец Алексий уловил его мысль и сказал, обращаясь к собрату по профессии:

— С Богом, отец Михаил. Мы уже обо всем договорились, так что дело за тобой. Передавай привет матушке.

Священник ушел.

— Пойдем в мой кабинет, — сказал отец Алексий. — Посидим, поговорим…

— С пребольшим удовольствием.

Кабинет отца Алексия был светлым и просторным. Одну его стену заполняли полки с книгами церковного содержания, вторую занял иконостас, красивая лампада (она была зажжена), подсвечники и аналой, возле третьей стояли старинный секретер и напольные часы с боем, а в четвертой стене были прорезаны высокие сводчатые окна.

Однако главной достопримечательностью кабинета, несомненно, являлся очень большой письменный стол с массивной столешницей на толстых резных ножках. Это был просто антикварный раритет, как сразу определил Глеб. Стол сработали в стиле «русский жакоб», который строился на сочетании красиво подобранной древесины и золоченых накладок.

По некоторым признакам Глеб определил, что он был изготовлен где-то в пятидесятых годах XIX века. Возможно даже, в мастерских знаменитого мастера Гамбса; в отличие от стульев и кресел, поставленных на поток, бюро, секретеры и уникальные письменные столы он делал только на заказ. Но как бы там ни было, а стол тянул на многие тысячи американских долларов.

Однако Глеба больше интересовал другой вопрос: где все эти годы хранился этот мебельный раритет? И кто его откопал. Возможно, в том месте находятся целые залежи других, не менее интересных антикварных вещей, пусть и не таких дорогих и броских, как этот стол, но все же пользующихся большим спросом среди коллекционеров старины. Особенно если их грамотно реставрировать.

— Откуда в церкви такая роскошь? — не удержавшись, спросил Глеб, любовно поглаживая хорошо отполированную столешницу, покрытую инкрустацией.

— Подарок одного из наших прихожан, — коротко ответил отец Алексий.

По его виду Глеб понял, что лучше на такие темы не распространяться. Впрочем, разгадка щедрости неизвестного мецената лежала на поверхности.

Нынче многие новоявленные богатеи, дабы замолить грехи приватизации, стали делать государству и церкви поистине царские подарки — картины старинных мастеров, иконы, ценную церковную утварь, вывезенную в свое время за границу, и такие вот столы. Наверное, для того, чтобы расширить игольное ушко, через которое богатей или мздоимец, как пишется в Библии, может попасть в рай; если он, конечно, очень постарается замолить все свои грехи.