После пробуждения из гипнотического состояния, какое-то время пациентка озиралась вокруг себя словно была в замешательстве, затем остановила свой взор на мне, казалось, что она потихоньку приходит в себя; пациентка одела очки, которые сняла перед гипнозом, и пребывала теперь в радостном настроении. Хотя за всё время лечения, которое продолжалось в первый год семь, а в следующем восемь недель, мы говорили обо всём и каждый день я обычно усыплял её по два раза, она ни разу ни задала мне вопроса или хотя бы затронула тему, касающуюся гипноза, по-видимому своим бодрствующим сознанием она полностью игнорировала тот факт, что её гипнотизировали.

Лечение тёплыми ванными, массаж дважды в день, гипнотические внушения продолжались и в последующие дни. У неё появился крепкий сон, даже на глаз было заметно улучшение её состояния. Большую часть времени пациентка была спокойна и проводила его в постели. Больной не запрещено было видеться с детьми, читать и писать письма.

Утром 8мая она выглядела совершенно нормальной, развлекала меня ужасными историями о животных. В газете «Франкфуртер цайтунг», лежавшей перед пациенткой на столике, она прочитала историю о том, как какой-то ученик связал малыша и засунул ему в рот белую мышь; из-за пережитого ужаса малыш умер. Доктор К. рассказывал ей, что как-то послал в Тифлис (Тбилиси) целый ящик белых крыс. При упоминании об этом на лице пациентки стали заметны все признаки переживаемого ею сейчас ужаса. От страха она несколько раз подряд сильно и судорожно сжимает мою руку. – «Не шевелитесь, ничего не говорите, не прикасайтесь ко мне! – А если бы эти твари оказались в моей постели! (Пациентка приходит в неописуемый ужас.) Подумайте, каково будет, когда их там обнаружат! А между ними ведь ещё находится и мёртвая крыса, уже об-гры-зенная!»

Я пытаюсь устранить ужасные галлюцинации гипнозом. А пока она находится в гипнотическом сне беру в руки «Франкфуртер цайтунг»; действительно, я быстро нахожу там историю об издевательствах ученика, но без примешивания сюда мышей и крыс. Таким образом, кое-что она добавила своим патологическим воображением.

Вечером я затронул наш разговор, в котором фигурировали белые мыши. Пациентка абсолютно ничего об этом не помнила, была удивлена и от всей души смеялась.

Такое неожиданное включение делирия в бодрствующее сознание не было для неё большой редкстью, оно ещё будет часто повторяться в моём присутствии. Пациентка имела обыкновение жаловаться на то, что часто в разговоре выдаёт очень путаные ответы, так что знакомые ей люди ничего не могут понять. При первой нашей встрече на мой вопрос, сколько ей лет, пациентка совершенно серьёзно отвечала: я женщина прошлого столетия. Недели спустя, она пояснила мне, что тогда, находясь в делирии, она думала о прекрасном старинном шкафе, который она будучи любительницей старинной мебели, приобрела в путешествии. Возраст этого шкафа и определил ответ пациентки на мой вопрос о её возрасте.

После обеда у пациентки появлялись так называемые «затылочные спазмы» (одна из форм проявления мигрени), но «совсем не долго, ну, может быть, два часа».

8 мая вечером я приказал пациентке, находящейся в гипнотическом сне, говорить, что после некоторых усилий ей удалось сделать. Говорила она очень тихо, каждый раз прежде чем дать ответ, какое-то время его обдумывая. Выражение её лица менялось в соответствии с затрагиваемой темой. После моих внушений, устраняющих сильный аффективный заряд рассказа, она мгновенно успокаивалась. Я задал пациентке вопрос, почему она так сильно пугается. Она ответила: Это касается воспоминаний из моего детства. – Когда это было? – В первый раз это было, когда мне было пять лет, в то время братья и сёстры любили бросать в меня мёртвых животных. Вот тогда-то и приключился со мной первый обморок с подёргиваниями, но после того, как моя родная тётя сказала, что это выглядело ужасно отвратительно и что у порядочных девочек ничего подобного не должно быть, они прекратились сами собой. Обморок появился опять, когда в семь лет я увидела свою мёртвую сестру, лежащей в гробу, а затем они были в 8 лет, когда брат стал часто пугать меня привидениями, напяливая на себя белые одеяния; чуть позже в 9 лет я смотрела на лежащую в гробу родную тётку и – вдруг – у той на моих глазах отваливается нижняя челюсть.

Этот ряд травматических эпизодов, о которых она мне поведала в ответ на мой вопрос, почему она так сильно пугается, по-видимому лежит наготове в её памяти; вряд ли она смогла бы ответить так быстро за столь короткое время, которое прошло от моего вопроса до её ответа, причём последовательно отыскивая все поводы из различных периодов детства. После рассказывания каждого из коротких припомнившихся эпизодов у неё возникали подёргивания во всём теле, а на лице появлялось явное выражение ужаса, после завершения же последнего рассказа она широко раскрыла рот и судорожно втянула в себя воздух. Слова, которыми она описывала ужасное содержание пережитого ею, выталкивались ею с огромными усилиями, с прерыванием дыхания. Рассказав всё пациентка успокаивается.

Отвечая на мой вопрос, пациентка сказала, что рассказывая об эпизодах, в которых она испытывала ужас, она действительно все сцены видела перед собой ярко и в натуральных красках. Да и ,вообще, она очень часто вспоминает эти события; вот и в последние дни она опять думала о них. Когда она их вспоминает, то пережитые прежде сцены она видит вновь настолько ярко, словно они происходят именно сейчас.

Такие воспоминания с яркими зрительными образами встречаются и у многих других истериков, конечно же, именно потому воспоминания эти и обладают столь большой патогенной силой.

Теперь я хорошо понимаю, почему она так часто занимала меня рассказами о мучивших её историях с животными, о появляющихся то тут, то там трупах. Цель моей терапии заключается в устранении этих мучительных образов, да так чтобы они перестали появляться перед её глазами. Для придания силы внушению я ещё несколько раз провожу рукой над её закрытыми веками.

9 мая вечером. Пациентка хорошо заснула без всякого дополнительного внушения, но утром у неё были боли в животе. Появились они ещё вчера в саду, где она слишком долго находилась в обществе своих дочерей. Она согласилась ограничить свидание с детьми 2,5 часами; несколько дней назад она сильно упрекала себя за то, что оставила их одних. Сегодня она кажется мне несколько возбуждённой, у неё опять нахмурен лоб, появились прежние щелчки языком и запинки в речи. Во время массажа пациентка рассказала только о том, что гувернантка детей принесла ей культурно-исторический атлас и изображённые там на картинках индейцы, разряженные в виде животных, очень сильно её напугали пациентку. «Подумайте только, а если бы они были живые!» (был заметен явный испуг больной).

На гипнотическом сеансе я спрашиваю у пациентки, чем она была так сильно напугана рассматривая сегодня картинки, ведь она уже не боится животных? Она вспомнила одно из видений, которое у неё было во время смерти брата (тогда ей было 19 лет).

Я оставляю это воспоминание на будущее. Потом я спросил, всегда ли она говорила слегка заикаясь и с какого времени у неё появился тик со своеобразным прищёлкиваниеьем.

Когда она была в бодрствующем состоянии я получил ответ на вопрос о происхождении тика: я не знаю; а, да это было очень давно.