Шрифт:
И тут же потеряла дар речи. Табун скакал по диагонали, наперерез автомобилям, и выходило по самым скромным прикидкам, что кони те – раза в четыре больше обычных. Выкормились на сочной траве…
– Ходу! – скомандовала Бандеролька. – Газу!
Телеграф два раза нажал на гудок: это был сигнал для автомобиля Верховцева.
– Удивительно! – Кайсанбек Аланович протер очки и вернул их на нос. – Они огромны! Конечно, травоядные кони не представляют для нас опасности…
Табун приблизился.
С этого расстояния Бандеролька видела морды в клочьях пены и безумные красные глаза. В вегетарианство этих лошадок совершенно не верилось.
От топота копыт содрогалась земля – ощутимо, даже сквозь вибрацию автомобиля. Телеграф снова прибавил скорость, но из перестроенного двигателя не удавалось выжать слишком много. Бегущий впереди табуна жеребец – вороной, с роскошной блестящей шерстью – вдруг вскинул голову и заржал. Остальные животные, послушные воле вожака, повернули, не сбавляя скорости, и выскочили на дорогу, отрезая автомобили друг от друга. Перекрывая путь как вперед, так и к отступлению. Телеграф ударил по тормозам столь резко, что Бандерольку швырнуло вперед, на пассажирское кресло, а мелкий Костя вылетел на рычаг переключения скоростей и хорошо, что водитель, изогнувшись, успел его подхватить. Взметнувшаяся пыль не давала Бандерольке рассмотреть, что творится вокруг, но кони хрипели и фыркали, и нос закладывало от их духа – звериного, мускусного.
Листоноши любят животных.
Собственно, восьминогие кони-мутанты, верные спутники и практически члены клана – крайнее проявление этой любви. Уходя из Цитадели, погибших коней оплакивали, как погибших товарищей. Ни одного не осталось, хотя, может, и бродят сейчас по крымским степям неприкаянные восьминогие жеребята, испугавшиеся стрельбы и взрывов…
Именно поэтому Бандеролька, хотя все ее инстинкты вопили: гигантские лошади опасны! – не испугалась и не могла поверить собственным чувствам. Конь – друг и соратник в бою и на выезде. Он надежнее автомобиля и, в отличие от человека, никогда не предаст. Ждать от лошадей плохого?!
Реальность внесла коррективы в сбивчивые не размышления даже – чувства Бандерольки.
Прямо над ее макушкой клацнула зубами лошадиная морда. Зубы, насколько успела рассмотреть Бандеролька, уже выпрыгивающая из машины, были острые и, кажется, в три ряда. Листоноша сгруппировалась и покатилась по растрескавшемуся, покрытому пылью асфальту. Перед ее лицом переступали ноги, заканчивающиеся не копытами, а острыми когтями.
Автомат она не выронила – сказались годы выучки и рефлексы, вбитые на подкорку. Бандеролька вскочила и кинулась на обочину – туда, где, кажется, было посветлее и меньше топталось странных коней, решивших полакомиться человечинкой.
Она не могла разобрать, все ли выскочили из машин, но криков слышно не было – только алчное фырканье.
Ни куста, ни холма – спрятаться негде. Бандеролька упала в густую, жесткую, выгоревшую траву и заняла позицию для стрельбы из положения «лежа» – ноги прижаты друг к другу, локти – к бокам. Ответный огонь со стороны лошадей, конечно, ей не угрожал, но в таких ситуациях Бандеролька доверяла только выучке, привычным, вдолбленным намертво движениям.
Она не могла начать стрелять – не видела людей, а одно из основных правил – не открывай огонь, пока не убедился, что за целью нет того, кого поразить не хочется. Вполне возможно, в пыли, за конями мечутся друзья и соратники. Бандеролька скрипнула зубами.
Как бы поступил на ее месте Пошта? Отлеживался бы, надеясь, что его не заметят, пережидая опасность? Ждал и нервничал, мучился неизвестностью, страхом за судьбу спутников? А если бы там, в машине, оставалась Бандеролька?
Он бы вступил в бой. Кинулся туда, разогнал хищных тварей, обманом увел куда-нибудь…
Ни секунды бы не раздумывал.
Бандеролька не была трусихой. Ей доводилось рисковать жизнью и смотреть опасности в лицо. И она переживала за Кайсанбека Алановича, Телеграфа, мелкого Костю… Меньше переживала за Воловика – в звериной ловкости и истинной доблести матроса успела уже убедиться, этот не пропадет. И казак Влад не пропадет. А вот Верховцев? Марика? Игорь, наконец? Их Бандеролька в бою еще не видела и не представляла, на что они способны.
Главное – не слышно ни выстрелов, ни голосов. Возможно, все так же притаились и выжидают.
Бандеролька попробовала подняться и кинуться вперед, навстречу друзьям и опасностям, – но тело не слушалось. Она скрипнула зубами от отчаяния. Что за внезапный приступ страха, да еще столь сильного, до паралича?!
Нужно сделать хоть что-нибудь, а то невозможно потом будет на себя в зеркало смотреть. И невозможной станет память о Поште – он бы не простил, а если бы простил – тем стыднее.
Бандеролька крепко зажмурилась и напрягла все мышцы и всю силу воли в попытке встать.
Тщетно.
От обиды и злости слезы полились из глаз. Бандеролька хотела вытереть их – и снова не смогла пошевелить рукой.
Внезапная догадка заставила листоношу покрыться холодным потом. Паралич не был следствием испуга, по крайней мере, не прямым следствием. Бандеролька просто не могла шевельнуться. Кажется, более-менее работали пальцы, но руки выше запястий и ноги от лодыжек оставались холодными и будто чужими.