Господи, с каких пор ее потянуло на такую лирику?

– Эй! – крикнула Эмили, надеясь услышать в ответ голос Фрэнка или Свена.

Ее крик эхом пошел гулять по некогда оживленной приемной. Никто не отозвался, и Эмили направилась к лестнице, ведущей на второй этаж, где, помимо прочего, в специальном охраняемом помещении хранилось ценное оборудование, выдаваемое репортерам во временное пользование.

Винтовая лестница, которая вела на второй этаж, закручивалась на манер штопора. Кованая, вычурная, она была достаточно широка, чтобы на каждой ступеньке уместилось четыре человека разом, и наверняка стоила целое состояние. Эмили всегда считала ее очень красивой, но сегодня, поднимаясь по металлическим ступеням и слушая эхо своих шагов, журналистка терзалась беспокойством, а по спине к пояснице стекал ручеек холодного пота.

Паранойя присуща всем знакомым Эмили репортерам. Ей и самой частенько угрожали герои ее сюжетов, так что некоторая мнительность была вполне оправданной. Как там в старом присловье? «Диагноз „паранойя“ еще не гарантирует, что вас на самом деле никто не преследует». После того что она пережила и перевидала за последние дни, доза здоровой подозрительности могла оказаться необходимой, чтобы не расстаться с жизнью.

Лестница заканчивалась площадкой, выходившей в небольшой холл, вдоль одной стены которого стояли удобные с виду кресла. Расположившись в них, посетители могли смотреть на улицу сквозь окна в противоположной стене. Во всяком случае, так было задумано, но на памяти Эмили эти окна всегда были слишком грязными, и надеяться на то, что в них можно что-то разглядеть, особо не приходилось. Из холла начинался коридор, в который выходили двери редакторских кабинетов, главного конференц-зала и кабинета издателя.

Шкаф с дорогой аппаратурой располагался в последнем кабинете по правой стороне, почти в самом конце коридора. За все время, что Эмили проработала в газете, она поднималась «наверх» – так называли между собой второй этаж рядовые сотрудники – всего трижды: на первичное собеседование и дважды на общие собрания. Штатные репортеры чувствовали себя здесь не слишком комфортно. Если кто-то из них оказывался тут, это, скорее всего, означало, что редактор вызвал его на ковер за какую-то оплошность.

Эмили неслышно шла по коридору в сторону нужной двери с латунной табличкой, гласившей «Жюстина Голдблум» и чуть ниже – «главный редактор».

Жюстина была – еще совсем недавно – отличным редактором и начальником. По большей части она не вставала поперек дороги своим репортерам, давала им достаточно свободы, чтобы они не чувствовали себя прикованными к рабочим столам, и всегда была готова, если возникнет такая необходимость, спуститься в окопы к остальному персоналу газеты. За тридцать три года до того, как Эмили начала работу в «Трибьюн», Жюстина поступила туда в качестве внештатника и проложила себе путь на самый верх. Эмили была о ней очень высокого мнения. Снискав уважение всех сотрудников редакции независимо от пола, Жюстина сумела остаться женственной, но это ни в коей мере не делало ее слабачкой: в случае необходимости она вполне могла устроить грандиозный разнос.

Строгая, но справедливая… такой она была. Эмили будет ее не хватать.

Повернув дверную ручку, Эмили вошла в кабинет Жюстины, в центре которого стоял большой стол красного дерева. По обе стороны от него располагались книжные шкафы из того же гарнитура, доверху забитые старыми экземплярами «Трибьюн» и разнообразными справочниками, на стене висели кое-какие Жюстинины дипломы и лауреатские грамоты, скопившиеся за долгие годы работы. Справа к кабинету примыкала комнатушка, где стоял несгораемый шкаф, в котором, Эмили надеялась, найдется спутниковый телефон.

Несгораемый шкаф выглядел вовсе не так внушительно, как ей представлялось. Он оказался обычным здоровенным металлическим шкафом с дужками на дверцах. На дужках болтался серьезный с виду навесной замок, гарантировавший, что никто не сможет наложить лапу на то, что внутри. Эмили качнула замок, просто чтобы удостовериться, что он заперт: так и оказалось.

– Замечательно, – вздохнула она и провела ладонью по верху шкафа, надеясь найти там ключ, но не обнаружила ничего, кроме слоя пыли. Ключа не оказалось и на каком-нибудь крючочке на стене за шкафом, и вообще нигде в комнатушке, поэтому Эмили вернулась в кабинет и принялась методично обыскивать стол Жюстины. Она осмотрела поверхность стола, потом переключилась на ящики. Не добившись успеха, она решила прибегнуть к другим, более примитивным методам.

Эмили пожалела, что у нее нет с собой пожарного топора, вроде того, которым она расправилась с дверью обиталища беби-монстра. Топор легко справился бы с замком, но он остался валяться перед страшной квартирой. Во внутреннем кармане куртки Эмили есть нож, но он мигом сломается, если она начнет ковырять им шкаф. Кроме того, петли шкафа были надежно спрятаны где-то внутри, что делало их абсолютно недосягаемыми для фомки или отвертки. Эмили оставалось только найти что-нибудь тяжелое и попытаться сбить замок. На первом этаже был стенной шкаф, в котором техперсонал хранил свои щетки, швабры и прочий подобный инструмент. Скорее всего, именно там можно найти что-то подходящее.

Эмили покинула кабинет Жюстины, снова прошла по коридору, спустилась по лестнице и направилась в новостной отдел. Открыв дверь, Эмили была поражена резким и странно знакомым запахом аммиака. Она застыла, придерживая дверь одной рукой, и прошипела:

– Вот дерьмо!

Где-то тут была одна из этих сущностей, и у Эмили возникло почти непреодолимое желание развернуться и убежать. Вонь кошачьей мочи, которую ни с чем не спутаешь, была не так сильна, как в более тесном пространстве квартиры, но она присутствовала, разъедая ноздри, словно запах белья, которое неделю носили не снимая.