А что собой представляют люди, размахивающие перед нашим лицом знаменем, на одной стороне которого написано — британские интересы, а на другой — русские злодеяния? Кто эти люди, втягивающие нас в войну? Давайте присмотримся к этим спасителям британской чести, к этим поборникам свободы Польши, к этим воинствующим судьям преступлений России!!.. Они знакомы вам? Это — алчные и азартные игроки биржи, это — праздные офицеры армии и флота (сущие бедняки!), изможденные клоуны из клубов, безрассудные поставщики сногсшибательных военных новостей к роскошному утреннему столу господ, которым нечего терять на войне, и, наконец, на самом последнем месте — это охвостье тори, которому мы, безумные, устав от мира, разума и справедливости, на последних выборах отдали свои голоса, дабы они «представляли» нас, а прежде всего их главарь, старый охотник за титулами, который, забравшись наконец в графское кресло, дерзко смеется{21} в лицо озабоченной Англии, когда его пустое сердце и изворотливые мозги замышляют тот удар, который, вероятно, навлечет на нашу голову разруху и уж наверняка посеет в стране неразбериху. О, позор, двойной позор, если мы, предводительствуемые такими людьми, отправимся на войну против народа, не являющегося нашим врагом, — против Европы, против свободы, вопреки нашему характеру и надеждам мира.

Трудящиеся Англии! Выслушайте все-таки одно предупреждение! Я сомневаюсь, знаете ли вы, до какой степени ожесточены сердца определенного слоя этой страны ненавистью к свободе и прогрессу. Их газеты пытаются замаскировать это ожесточение языком благопристойности, но если бы вы только услышали их разговоры между собой, как нередко случалось слышать мне, то я не знаю, какие именно чувства — презрения или гнева — наполнили бы ваши сердца при виде их глупости и высокомерия. Эти люди могут говорить о вашем классе, о. его целях и его руководителях только насмешливо и только оскорбительно. Будь их власть, то, даже если бы это привело к гибели Англию, они растоптали бы ваши справедливые стремления, заставили бы вас смолкнуть, связали бы вас по рукам и ногам и отдали во власть необузданного капитала.

Именно эти люди — и я утверждаю это с полным основанием — душа и тело партии, которая гонит вас на несправедливую войну. Неужели русский народ может быть вашим или моим врагом в такой же мере, как эти люди, которые выступают врагами справедливости в любой ее форме? Теперь они могут причинить нам лишь небольшой вред, но если разразится война, несправедливая война, со всей ее анархией и злобой, кто может сказать, какова будет их власть, какой шаг назад мы сделаем? Соотечественники, не закрывайте на это глаза, и если вы намерены поправить какие-то беды, если вы в сердце своем надеетесь мирно и уверенно повышать благосостояние своего класса, если вы жаждете досуга и знаний, если вы стремитесь уменьшить проявления неравенства, которое было для нас камнем преткновения с первых шагов истории, тогда отбросьте косность и возвысьте свой громкий голос против несправедливой войны, обратитесь к нам, средним классам, с призывом сделать то же самое, чтобы все мы настойчиво и торжественно протестовали против вовлечения нас (кто знает, во имя чего?) в НЕСПРАВЕДЛИВУЮ ВОЙНУ. В ту несправедливую войну, победа в которой принесет нам позор, утраты и обвинения, ну, а если мы потерпим поражение — что тогда?

Трудящиеся Англии! Я не могу поверить, чтобы под напором решительного сопротивления, сопротивления всех, кого самым близким образом затрагивает война, какое-либо английское правительство оказалось бы настолько безумным, чтобы втянуть Англию и Европу в несправедливую войну.

Поборник справедливости 11 мая 1877 г.

Сэр,

Запрос, сделанный лордом Хотоном в палате лордов в четверг, вынудил лондонского епископа признать, что план массового сноса городских церквей, предложенный несколько лет тому назад, неуклонно реализуется. Четыре других церкви должны быть принесены в жертву этому громадному городу его безвкусицей и поклонением мамоне. Прошлый год оказался свидетелем разрушения прекрасной церкви св. Михаила на Куинхайсе и церкви Всех Святых на Бредстрите, на стенах которой красовалась надпись, что там был крещен Мильтон. Церковь св. Дионисия, превосходное сооружение Рена, теперь разрушается. В течение тех же последних десяти лет уничтожены красивая церковь св. Антолина, с ее прекрасным шпилем, изящная небольшая церквушка Майлдреда в Полтри, Всех святых в Стейнинге, за исключением башни. Исчезли собор св. Джеймса в Дьюк-Плейсе, церковь св. Бенета, церковь Благодати с ее великолепным шпилем, башни и капелла Всех великих святых на Темза-стрит. Вынесено решение снести следующие сооружения: Башмаки св. Маргариты на Рудлейн, церковь св. Георгия на Ботольф-лейн, св. Матфея на Фрайди-стрит, св. Майлдреда на Бред-стрит. Должны быть уничтожены, таким образом, все эти возведенные Реном{22} сооружения. Две же церкви — св. Майлдреда на Бред-стрит и Башмаки св. Маргариты — обладают шпилями особенно своеобразными, великолепного рисунка. Не следует думать, что в опасности только эти церкви, ибо предполагаемое их разрушение говорит о той судьбе, которая рано или поздно должна постичь все церкви, построенные Реном в этом городе, если только англичане не проснутся от спячки и, выразив сильный и серьезный протест, не дадут церковным властям понять, что они не будут покорно мириться с этим диким и чудовищным варварством. С точки зрения искусства утрата этих сооружений окажется невозместимой, поскольку сооружения Рена, несомненно, связующее звено в истории церковного искусства нашей страны.

Многие полагают, будто сохранения собора св. Павла, великолепного шедевра этого архитектора, вполне достаточно, чтобы показать его взгляды на церковную архитектуру. Но это далеко не так. Ибо, хотя собор св. Павла и величествен, он представляет собой одно из весьма распространенных на континенте сооружений, имитирующих собор св. Петра в Риме{23}. Действительно, собор св. Павла едва ли можно воспринимать как английское сооружение, но, скорее, как английскую дань великому итальянскому подлиннику, в то время как церкви города служат примером чисто английского архитектурного ренессанса в той части, в какой он был связан с церковными стилями. Эти сооружения иллюстрируют архитектурный стиль, характерный не только для нашей страны, но также и для нашего города, и если они будут уничтожены, исчезнет представляемая ими особая стадия архитектуры. На континенте нет ничего такого, что хотя бы напоминало церкви нашего города, и тот факт, что они находятся в такой близости друг к другу, лишь повышает их ценность для изучения. Большое их достоинство состоит в том, что, хотя они и невелики в своих размерах, — едва ли длина какой-нибудь из них превышает 80 футов, — они отличаются великолепными пропорциями, великолепным решением своих масштабов, которые делают их гораздо более внушительными, чем многие здания, превосходящие их по размерам вдвое и втрое. Существующая между ними связь, равно как и связь их с большим кафедральным собором, который они окружают, величие купола, подчеркнутое тонкими конусообразными шпилями, преодоление скуки и монотонности общей линии неба в городе — все это неоспоримые доводы в пользу их сохранения. Несомненно, богатейший город, столица торгового мира может позволить себе небольшую жертву и предоставить под эти красивые сооружения небольшие участки земли. Так ли уж необходимо, чтобы каждый клочок земли в Сити был подчинен производству денег, и должны ли исчезнуть из богатого Сити церковные сооружения, эти священные воспоминания о великих и уже умерших предках, памятники прошлого, сооружения величайшего архитектора Англии? Если так, тогда, увы, прощай наша любовь к искусству! Тогда, увы, прощай то английское чувство самоуважения, о котором мы столь часто слышим. Увы, как жаль наших потомков, которых мы грабим и лишаем этих произведений искусства, хотя наш долг — передать им эти сооружения нетронутыми и неиспорченными. И жаль нам самих себя, ибо чужеземные народы и наши собственные потомки увидят, что мы оказались единственными из всех людей, когда-либо населявших землю, у которых не было собственной архитектуры и которые прославились как разрушители сооружений своих предков.

Остаюсь, сэр, ваш покорный слуга Уильям Моррис. («Таймс», 17 апреля 1878)

26 августа 1878

Сэр,

Хотя Комитет по восстановлению собора св. Альбанса и решил перестроить эту церковь, возводя над нефом островерхую крышу вместо плоской, Комитет нашего Общества по защите старинных зданий выражает последнюю надежду на то, что широкая публика все же проявит интерес к этому вопросу и откажется поддерживать план, воспринимаемый столь многими знатоками старины как опрометчивый и губительный. В надежде на это мы просим оказать нам любезность, предоставить нам место на страницах вашей газеты и дать нам возможность еще раз выразить протест против перестройки знаменитого старинного здания, которую мы должны в лучшем случае назвать рискованной. Мы не намерены абстрактно, с точки зрения художественной рассматривать относительную ценность высокой или низкой крыши и соответствующие достоинства более раннего или более позднего стиля, которые представлены в соборе св. Альбанса, поскольку здесь не рассматриваются эти точки зрения; равным образом отказываемся и от археологического подхода, при котором пытаются установить, была ли прежде в соборе островерхая крыша. Точка зрения, которую мы намерены представить на рассмотрение публики, состоит в том, что данное сооружение уже покрыто крышей, которую можно починить, чтобы она была достаточно прочной и не ослабляла бы устойчивости стен, не изменяя архитектурного облика здания в сравнении с тем, каким оно было на протяжении длительного периода его интересной истории, той самой истории, неотъемлемую часть которой составляет нынешняя крыша. Все художественное великолепие крыши заключено в ней самой. Длинная, непрерывная и столь соответствующая этой крыше линия сложенного из различных материалов парапета должна быть оставлена и должна сохранить свое место наряду с замечательными архитектурными достоинствами, утрата которых уменьшит разнообразие искусства и интерес к нему. Замена этой крыши островерхой повлечет за собой такие расходы, что Комитет по реставрации старается уклониться от предоставления денег на необходимые для выполнения этой работы материалы и предлагает использовать сосну и шифер вместо теперешнего дуба и свинца. Если будет сделано так, то это возложит на будущих попечителей церкви св. Альбанса тяжелое бремя расходов по переделке деталей из быстро изнашивающихся материалов. Но независимо от того, какие материалы будут использованы, крыша окажется особо опасной для материалов нынешних стен и приведет к определенным изменениям в некоторых архитектурных украшениях, в частности в парапете. От нас не может укрыться и то, что под видом этих необходимых (и во многих случаях достойных сожаления) переделок ложный пыл реставраторов, вероятно, приведет к совершенно ненужным переделкам, в высшей степени гибельным для художественной и исторической ценности этого сооружения. Короче говоря, мы боимся, что произойдет полная модернизация этого великого памятника, что вызовет искреннее сожаление в кругах широкой публики, даже в той ее части, которая не питает особого интереса к памятникам старины.

Испытывая такие опасения, мы хотели бы обратиться к широким кругам публики и указать на то, что мнения археологов и художников по этому поводу, во всяком случае, разделились. Мы хотим указать, что при неправильной реставрации риск потери для нации в пропорциональном отношении к преимуществам намного более велик, чем возможный риск ошибочного бездействия. Если фундамент аббатства св. Альбанса будет постоянно, тщательно и со знанием дела ремонтироваться, то будет не слишком поздно поставить поверх нефа островерхую крышу, если в один прекрасный день обнаружится безусловная ложность мнения членов нашего Общества, или же в этом случае можно будет просто снести всю церковь и поставить на ее месте другую. Но если предполагаемое изменение осуществится, а несколько лет спустя окажется, что наши представления разумны (и мы уверены в том, что это так и произойдет), то в этом случае будет слишком поздно производить реставрацию и никакие сожаления не помогут нам возвратить неподражаемые сооружения наших предков, навсегда уничтоженные нашей опрометчивостью и эгоизмом.

Остаюсь, сэр, покорно ваш Уильям Моррис, по поручению Комитета общества защиты старинных зданий.

...Что касается поэмы{24}, то, полагаю, дело в известном моем настроении: ничто не может захватить меня целиком. Это, несомненно, моя вина, поскольку поэма кажется мне весьма милой. Но, признаться, черт меня побери, и вам это хорошо известно, мне никогда не нравились по-настоящему произведения Суинберна. Мне всегда казалось, что в основе своей они порождены литературой, а не самой природой. Утверждая это, я никак не могу обвинить себя в каких-либо чувствах зависти, и, надеюсь, вы тоже далеки от этого. Я верю, что любовь Суинберна к литературе искренняя и совершенная, и приятно слушать, как он говорит об этом, а говорит он об этом превосходно. Он преисполнен любви к литературе. Было время, когда поэзия, порождаемая глубокой образованностью и любовью к литературе, если не блистала, то, во всяком случае, занимала достойное и прочное место. Но в наши дни все искусства, и особенно поэзия, оказались под преобладающим влиянием громадной массы материальных богатств, розданных цивилизацией. И с каждым днем она торопливо создает их все больше и больше — богатства, которые этот мир не может употребить ни для каких разумных целей. В итоге различия между искусством, то есть божественной природой человека, и простой его животной природой настолько важны, а обстановка жизни столь сурова и примитивна, что очаровать людей может только что-то глубоко укоренившееся в реальной жизни и не утратившее своей непосредственности. Живо воспринимается лишь то, что исходит из души глубоко чувствующего человека благодаря его внутренней силе и видению.