Станислав метался, показывая то в одном, то в другом направлении, и спрашивал, не вижу ли я «Иорикку» и гавань.

Но меня это уже не трогало. Мне было больно повернуть голову к гавани.

–Мы сбились с пути! Мы сбились с пути!
– заревел Станислав.
– Мне надо на «Иорикку»! Решетки все выпали. Кочегар лежит в котле. Где вода? Разве вы не оставили мне кофе? Мне надо на «Иорикку», на «Иорикку».
– Он ухватился за бечевку, стараясь ее развязать. Но он не мог развязать узлов. Он рвал, как безумный, и затягивал их еще туже.
– Где лопата?
– крикнул он.
– Я должен разрубить веревку.

Но бечевка держалась недолго. Станислав рвал и дергал ее с таким ожесточением, что постепенно освобождался от нее. Последний узел он разорвал.

–«Иорикка» уйдет. Скорей. Пиппип. На «Норвежце» есть питьевая вода. Видишь, нам машут кружкой. Я не останусь на корабле смерти.

Станислав ревел все ожесточеннее.

Он висел еще на одной ноге, но вот он и там разорвал бечевку.

Все это я видел на расстоянии многих миль, как на картине или в зрительную трубу.

–Вот «Иорикка». Шкипер взял под козырек.

Станислав крикнул это и посмотрел на меня остекленевшими глазами.

–Пойдем со мной, Пиппип. Чай и сладкие пироги с какао. И вода, Пиппип.

Да, это была «Иорикка». Я видел ее ясно. Я узнал ее по ее пестрому сумасшедшему наряду и по ее мостику, который висел в воздухе, словно не принадлежал к кораблю.

Это была «Иорикка», и теперь они сидели за завтраком или ужином или ели сливы в синеватой крахмальной жиже. Чай был недурен. Чай был хорош и без сахара и молока. И вода для питья не воняла.

Я начал развязывать узел моего каната. Но я не мог его развязать. Тогда я позвал Станислава, чтобы он мне помог. Но ему было некогда. Он не мог высвободить свою ногу и работал, как безумный. В довершение всего у него открылись раны на голове, оставшиеся после побоев.

Кровь текла у него по лицу, но он не обращал на нее внимания.

А я дергал и дергал свой канат. Но он был слишком толст и не поддавался. Я не мог ни перетереть его, ни высвободить своего тела и запутывался в нем все больше и больше. Тогда я стал искать топор, нож или лопату, которую мы выправили со Станиславом, чтобы сделать из нее деревянную мачту, но компас опять попал в воду, и приходилось вылавливать его перегоревшей решеткой. Канат не поддавался. Узел затягивался все туже и туже. Это приводило меня в неизъяснимое бешенство.

Станислав наконец высвободил ногу.

Он обернулся вполоборота ко мне и воскликнул:

–Пойдем, Пиппип! Тут всего только двадцать шагов. Решетки все выпали, уже без двадцати пять, да, да. Вставай, скорей. Таскать золу.

Но лебедка визжала: «Это не «Иорикка», - и я кричал вслед за ней так громко, как только мог:

–Это не «Иорикка»! Это не «Иорикка»! Здесь нет никакой «Иорикки».

Я ухватился за канат в смертельном страхе, потому что «Иорикка» ушла, и я видел только море, море и однообразные гребни волн.

–Стасинковзлов, не прыгай!
– Я крикнул это, охваченный ужасом; я не мог вспомнить его имени, выскользнувшего у меня из памяти.
– Станислав, не прыгай! Нет! Нет! Останься здесь.

–Она спускает якорь. Я не пойду на корабль смерти. Я лучше вернусь на «Иорикку». Вернусь, вернусь! Иди за мной!

И он прыгнул. Он прыгнул. Тут не было гавани. Тут не было корабля. Тут не было берега. Одно море. Одни волны.

Он взмахнул несколько раз руками. И скрылся навсегда.

Я посмотрел на дыру, в которой он исчез. Я видел ее где-то в бесконечной дали. И я воскликнул:

–Станислав! Лавский! Брат! Дорогой, дорогой товарищ, сюда! Сюда! Гой-го! Гой-го! Сюда! Сюда!

Он не слышал. Он не вернулся. Он не вынырнул из воды. Здесь не было корабля смерти. Здесь не было гавани. Здесь не было «Иорикки». Он не выплыл больше, нет, сэр.

И это было непостижимо. Он не выплыл больше, и я не мог понять, как это произошло.

Он ушел в плавание, он ушел в дальнее плавание. Но как его принял капитан? Ведь у него не было корабельного паспорта. Его должны сейчас же спустить с корабля.

Но он не выплыл. Великий капитан принял его, принял доверчиво, без бумаг:

–Иди ко мне, Станислав Козловский, - сказал великий капитан, - я беру тебя с собой в дальнее плавание. Оставь свои бумаги. Мне они не нужны. Я доверяю тебе. Ты на верном, честном корабле. Иди в свой кубрик, Станислав. Ты можешь прочесть, что написано над дверью?

И Станислав сказал:

–Да, капитан. «Вошедший сюда избавлен от всех страданий».