Шрифт:
К тому времени, как здоровье вынудило родителей изменить ритм и образ жизни, сестре было девятнадцать, а мне десять лет. Так как она уже училась в институте в другом городе, я оказалась единственным имевшимся в наличии ребёнком.
Сначала за моё воспитание взялась матушка, вкладывая в это дело все нерастраченные силы и навыки руководящего работника. Где-то через год отец перенёс инсульт. Слава богу, всё обошлось лёгким испугом и папа, уволившись, присоединился к супруге. Пристальная и неусыпная забота обо мне стала для родителей заменой работе.
В школу меня водили за ручку. Матушка возглавила родительский комитет. Даже подавать документы в институт я ездила с отцом. В том, что училась в собственном городе, а не в соседнем, как Ленка, виновата я сама.
Вольной жизни хлебнуть хотелось, но заявить об этом не хватило духу. Препятствовать родители не стали бы, прямо, по крайней мере. Но что бы я стала делать, окажись кто-то из них или оба сразу в больнице?
Когда я озвучила название института, мама так откровенно обрадовалась, что сомнений в верности предположений не осталось. Отец был сдержанней, но с таким энтузиазмом взялся за организацию праздничного ужина… В итоге и студенческие годы я провела под неусыпным контролем.
Вот и получилось, что внешне похожие почти как близняшки, мы с сестрой благодаря разному воспитанию, выросли абсолютно разными. Ленка была намного увереннее и самостоятельнее.
Несмотря на некоторую мечтательность, присущую и мне, она стала убеждённой материалисткой и легко решала любые проблемы, возникающие на пути. Я же засела дома, компенсируя недостаток реальных проблем выдуманными, и читала, читала, читала…
Хотя нет, была ещё одна ‘радость’ помимо книг, эдакий скрытый протест: из каждой поездки с сестрой, из каждой книги, из случайно засвидетельстованой вечеринки или ссоры я приносила домой… слова и образы. Мне казалось, эти фразочки и сочные обороты приближают меня саму к той, яркой и красочной жизни, бьющей ключом за нашим порогом.
Родители этого увлечения не одобряли, но сделать ничего не могли. Я ж не мат собирала!
Выражения вроде ‘уховёртка бесцветная’ или ‘Завернись ужом на кипятильнике’ сложно отнести к нецензурной лексике, но и громогласно осудить. Например, сейчас мне очень хотелось ‘слиться с грязью, став компостом’.
Когда сверху донеслось характерное сопение горбуна, я мрачно сверлила взглядом жижу, в которой сидела. Отзываться на осторожные призывы не хотелось, слишком уж унизительно оказалось моё теперешнее положение. Но и другого выхода я не видела. Разве только и вправду сгнить и ‘слиться’ с грязью.
Ехидно фыркнув в лицо собственной гордости, я жалобно заржала, выдавая своё месторасположение. Вскоре в сетке ветвей, как в раме, появилось радужное в прямом, но отнюдь не в переносном смысле, лицо Алехандро.
— Нда… — прохрипел он, обозревая копытный комок грязи, уныло дёргающий ушами. — Задала ты мне задачку… Ладно, жди здесь, а я за верёвкой.
Да уж, мозговитый зомбик попался! ‘Жди здесь’! А у меня есть варианты? Если бы были, стала бы попой вонючую жижу греть. Остаётся только надеяться, что у антиглейдовского представителя хватит мозгов вытаскивать меня не за шею.
Правда, если вспомнить сколько раз он меня своей удавкой чуть было на тот свет не отправил, перспектива превратиться в ужа или скунса становиться почти желанной. Эх…
Когда полосатая мордуленция Алехандро снова появилась в переплетенье ветвей, весёлое утреннее солнышко сменилось серой хмарью наползающих с запада облаков. Я уже прикидывала насколько весело мне будет, если сейчас конкретно ливанёт.
Нет, конечно, и в таком раскладе можно найти нечто приятное. Например: хороший дождь выполнит функцию душа и смоет с моей шкуры всю ту липкую пакость, которая, практически сроднилась со мной, будто жвачка с раскалённым паяльником.
С другой стороны, если яму зальёт, у меня появятся все шансы стать первой известной лошадью-русалкой. Угу. Или кобылой-утопленницей, что куда более вероятно.
Терзаемая мрачными предчувствиями, я от души обрадовалась появлению горбуна. По крайней мере, для меня его перекошенная физиономия почти сравнялась по привлекательности с Джонни Депом и Бредом Питом вместе взятыми и возведёнными в четвёртую степень. Если так дальше пойдёт, я даже белёсых червячков деловито копошащихся в язвах уродца полюблю всем сердцем!
Червячкам не повезло. Через полчаса любование спутником, сравнимое с нежностью качественной шпатлёвки, сменилось глухим раздражением лысого шарпея, побывавшего в зарослях борщевника.
Верёвка, принесённая Алехандро, оказалась слишком тонкой, чтобы уцепиться за неё зубами и слишком короткой, чтобы устроить нечто вроде сетки и вытащить меня волоком. Хотя, откровенно говоря, учитывая разницу в габаритах и степень сыпучести и скользучести краёв ямы, последнее представлялось затруднительным в любом случае. Что он, муравей что ли, или сухонькая бабулька, чтобы тяжесть, вдесятеро превосходящую его по весу, тащить?