– Сорок семь лет… Когда мне исполнилось сорок семь, я ел омаров и креветок в ресторане «Дух времени» в Аннеси.

– Омары… креветки… свинство с твоей стороны об этом говорить.

Мишель разложил на тарелке дольки апельсина в две кучки:

– Четырнадцать. Это вам. По семь на брата. Угощайтесь.

Фарид сразу оценил его поступок и схватил свою долю. Кусочки апельсина он со вздохом бережно выстроил в ряд на ладони.

– Наверху делают денежные ставки, чтобы получить больше. А тут… ну какие тут деньги? Эти дольки ценнее любых алмазов. Я бы отдал год жизни, чтобы у меня было еще десять долек.

Стиснув зубы, он положил две дольки на тарелку и подвинул ее Мишелю. Человек в маске поблагодарил кивком.

– Тебя никто не заставлял.

– Да неохота забирать мои алмазы назад.

Пок насторожился и принялся царапать мне лапой ногу. Я сгреб свои семь долек, с наслаждением втянул в себя их запах и сбросил четыре на коремат. Одно движение мокрого языка – и они исчезли. Оставшиеся три я положил перед собой.

– Давайте чокнемся. С днем рождения.

– С днем рождения, – мрачно буркнул Фарид.

Мишель медленно покачал головой:

– Там, наверху, я помянул бы Седрика, моего сына. Я его поминаю каждый свой день рождения. Мы с женой идем к нему на могилу и зажигаем свечки.

Никто не отозвался. А что тут скажешь? Что есть места получше, чтобы отпраздновать день рождения? Что наверху люди в такой день танцуют и пьют шампанское, а мы тут, скорчившись и промерзнув до костей, ковыряемся в трупе? Мишель осторожно отправил в рот обе свои дольки, посмаковав каждый глоток. Потом скользнул между мной и Фаридом и появился с фотоаппаратом в руках. Нацелив объектив на всех троих, он вытянул руку с камерой.

– Нет! – крикнул я, потянувшись рукой к аппарату.

Прошла какая-то доля секунды – и сверкнула вспышка, ослепив нас. Из аппарата выполз маленький язычок глянцевой бумаги.

– Зачем вы потратили снимок?

– Ничего я не потратил. Это мой день рождения или нет?

Фигуры постепенно проступали, и стало видно мою протянутую руку, которая загораживала часть лица. Мы все внимательно разглядывали фото. Ни одной улыбки, лица у всех расстроенные, у меня открыт рот. Странно, но было невозможно понять, для чего вообще сделан этот снимок, в каком контексте. Вверху Фарид, отправляющий в рот дольку апельсина. Глядя на себя, Мишель принялся ощупывать маску, словно хотел запомнить все ее выступы и выемки. Он впервые видел себя в маске, и я хорошо представлял себе то чувство беспомощности, которое он должен был испытывать.

Вооружившись своей иголкой и ниткой, Мишель проткнул фотографию и повесил ее на поперечину палатки. Туда же он поместил фото Фарида и тот снимок, где он под руку с женой.

– Пусть дежурит возле меня.

Я попросил его повесить туда же и фотографию Клэр. Снимки покачивались над нашими головами, как ловушки для снов. Мишель поставил перед собой стакан, налил туда водки и подвинул стакан ко мне. Я колебался и был уже готов отказаться. Я прекрасно знал, какую опасность таит в себе алкоголь и для мозга, и для физического состояния тела.

– Да пейте. Отбросьте в сторону все дурные воспоминания и давайте отстранимся хоть на несколько часов от этого треклятого подземелья. Сегодня мой день рождения, выпейте за меня. Чтобы не бросать меня наедине с трупом в пещере. Сорок семь лет…

Он был прав. Что толку в непрерывном страдании? И я, человек осторожный, плюнул на все ограничения и весь отдался грандиозному пиршеству. Я слопал оставшиеся две дольки до последнего зернышка, облизал пальцы и запил четырьмя добрыми глотками алкоголя. И вместе с Фаридом выкурил размякшую сигарету в нашем импровизированном «ресторане». К черту все ограничения и барьеры, у нас день рождения. Это было так здорово. Когда же я в последний раз пил хоть каплю вина? Когда я думал о чем-то другом, кроме Франсуазы и ее лейкемии? Кроме счетов, которые надо было оплачивать, и ее таблеток, которые я тоже пил, когда становилось невмоготу?

Мишель отхлебнул прямо из горлышка и протянул бутылку Фариду:

– Пей. Тебе тоже сразу станет лучше.

Фарид встал и подошел к горелке:

– Нет, никакого алкоголя. Только чай. Чай с апельсиновой корочкой. Это была хорошая идея насчет корочки.

– Забудь ты свою религию. Здесь она ни к чему.

– Именно здесь она мне больше всего и помогает.

Наступило молчание. Мишель взболтал водку и нарушил инфернальное беззвучие:

– Как вы думаете, если однажды нам доведется рассказать эту историю внукам, они поверят?

Я поднимаю глаза к фотографии Клэр. Она медленно вращается. Потом смотрю на только что сделанный Мишелем снимок:

– Разумеется, нет. Все настолько неправдоподобно. Настолько… безумно… Потому-то и существует эта наша фотография. Она – доказательство наших мучений. Короче, эта фотография – наша драгоценность. Мы заберем ее наверх вместе с Желанным Гостем.

Мишель стукнул кулаком по своей железной маске и расхохотался:

– Безумие не отозвалось бы так гулко. Запомните хорошенько этот металлический звон. Пока он будет раздаваться у вас в голове, считайте его доказательством того, что вы не безумны. Мы все трое действительно существовали здесь, в подземелье. И мы должны об этом рассказать. Чтобы никто не заб…