Вслед за стрельцами повеление царя явиться под его очи получили и командиры полков иноземного строя. Полковник Патрик Гордон показал царскую грамоту Василию Голицыну, своему непосредственному начальнику, просил его совета, но фаворит Софьи не сказал ничего определенного, был растерян и бездеятелен. Иностранные командиры решили, что будущее за Петром и уже на следующий день целовали руку царя, который каждому поднес чарку водки, в том числе и представленному ему полковнику Францу Лефорту, который в скором времени стал его ближайшим другом и наставником.

Чаша весов политического противостояния стала явно склоняться в сторону Петра. Оставшиеся в Москве стрельцы явились в Кремль и, угрожая Софье бунтом, потребовали выдать царю Федора Шакловитого – он должен был стать их искупительной жертвой, которая утолит гнев царя за невыполнения приказа. Окружавшие Софью бояре упали ей в ноги, заголосили, что все они пропадут, если она не уступит. Горожане, опасаясь новой резни, укрылись за крепкими засовами. Софья в безвыходном отчаянии уступила мятежным стрельцам. Шакловитого доставили в Троицу, где под пытками он признал, что замышлял поджечь Преображенское и в суматохе, под шумок, убить царицу Наталью Кирилловну, но обвинения в подготовке покушения на жизнь царя отрицал. После пяти дней допросов и истязаний его публично казнили с двумя сообщниками, трех других высекли кнутами, подрезали им языки и выслали в Сибирь.

События принимали необратимый характер, спасая свои жизни, сподвижники правительницы покинули ее. Стрельцы в массовом порядке перешли на сторону Петра. Василий Голицын явился в Троицу с повинной. Жизнь фаворита Софьи висела на волоске – Шакловитый дал показания и против него. Благодаря хлопотам двоюродного брата Бориса низложенный фаворит отделался ссылкой. Софья по приказанию царя удалилась в Новодевичий монастырь.

Два месяца спустя после панического бегства из Преображенского Петр торжественно вступил в Москву. Остававшиеся до последнего часа верными Софьи стрельцы в знак покорности и уповая на милость государя, легли вдоль дороги на плахи с воткнутыми топорами. Петр великодушно простил их.

В Кремле его встречал брат Иван, который все это время сохранял нейтралитет. Два царя обнялись. Толпа ликовала и плакала от умиления. Петр всегда очень тепло относился к больному старшему брату.

Петр стал полновластным царем, но власть его не интересовала. Всеми государственными делами он предоставил заниматься ближнему окружению своей матери – Льву Нарышкину, Борису Голицыну, Тихону Стрешневу, а сам вернулся к прежним увлечениям, к которым добавилась страсть к фейерверкам. Ее вдохновителем стал полковник Патрик Гордон, хорошо знакомый с пиротехникой.

Гордон был старше Петра на тридцать восемь лет, что не помешало его близкому сближению с молодым царем сразу после падения Софьи. Шотландский наемник, он юношей покинул свою родину, многие годы продавал свои услуги немцам, шведам, полякам, пока тридцать лет назад не осел в России. Такой опытный воин заинтересовал Петра, царь нуждался в подобном наставнике – его потехи выходили на новый, более высокий, уровень. Специально для Петра Гордон устроил маневры своего Бутырского полка, вымуштрованного по передовым канонам западной военной науки. Особенно царь восхитился действиями гренадерской роты [9] , впервые созданной Гордоном в русской армии.

Шотландец занялся военным образованием царя. Петр брал у него книги по артиллерии, фортификации, истории и географии, занимался с шотландцем опытами по созданию гранат [10] , совершенствовался в стрельбе из пушек. Гордон обладал не только глубокими познаниями в военном деле, это был многосторонне образованный человек европейского типа. Он вел обширную переписку с зарубежными корреспондентами и был в курсе всех важных политических новостей Западной Европы, выписывал из Англии газеты, книги, карты, инструменты, оружие, научные издания Королевского Общества [11] .

18 февраля 1690 года царица Евдокия родила сына Алексея. На радостях Петр приказал палить из пушек, что было совершенно новым проявлением торжеств, переполошил всю Москву.

По случаю всенародного праздника царь пригласил Гордона в Кремль к торжественному столу. Патриарх Иоаким решительно воспротивился этому, выговорил царю, что негоже иностранцам-еретикам присутствовать при дворе в подобных случаях. Авторитет патриарха был настолько высоким, что Петр не осмелился ослушаться, но на следующий день нанес визит оскорбленному Гордону, обедал с ним за городом и дружески беседовал на обратном пути.

Столицу захлестнули нескончаемые праздники. Застолья и гулянки сопровождались самыми крайними проявлениями ликования русской души – дебошами, драками, насилием, погромами лавок и поголовным бездельем. Пир горой продолжался целый месяц – вплоть до смерти патриарха.

Иоаким завещал русским царям не сближаться с иноверцами, не назначать их на высшие должности, запретить строительство католических и протестантских церквей в Немецкой слободе, снести уже возведенные, ввести смертную казнь для тех, кто склоняет православных христиан к другой вере. Однако Петр был уже достаточно взрослым, чтобы слепо следовать призывам покойного патриарха, его властно влекло к знаниям, которые он мог получить только от иностранцев.