И проснулась.

Ей предстояла куча дел: латать дыры, ставить заплатки; топить печь, таскать воду, греть её и стирать одежонку своих подопечных; когда печка остынет, устроить ребятам баню прямо в ней. Внутри было достаточно места, чтобы устроиться взрослому человеку, и даже оставалось пространство, чтобы поставить банные принадлежности; многие, не имея собственной отдельной бани и не желая идти в общую, мылись так. Вычистив печь от золы, углей и сажи, Цветанка выстлала её изнутри соломой, поставила кадку с отваром душистых трав, шайку со щёлоком и разложила заблаговременно распаренные веники.

«А ну-ка, пирожки мои румяные, запрыгивай! – велела она ребятам. – По двое, живо! Бодрее, пошевеливайся!»

Ребята со смехом и шутками полезли в печку, представляя себя калачами. Маленького Драгаша подсадили на длинной лопате для хлеба; тот подумал, что его и правда собрались запекать, испугался и заревел. Впрочем, увидев внутри живых и здоровых мальчишек, растиравшихся мочалкой, скоро успокоился.

«Живее, мелюзга, живее, – поторапливала Цветанка. – Вымылся – вон из печки, другим дай место! Вас куча, а печка одна!»

Сама она при всех раздеваться не стала, сказав, что помоется потом: слишком много дел сегодня. Скрывая своё естество, она улучала для мытья минутки, когда в доме никого, кроме неё с бабушкой, не было. Забиралась обычно в большое корыто, наскоро растиралась мочалкой, промывала в щёлоке или отваре мыльнянки голову, ополаскивалась – и готово. Месячные у неё пока не наступали вообще, и она, честно говоря, ждала их прихода с ужасом, завидуя бабушке, уже свободной от этой женской напасти. Даже представить было трудно, как она станет скрывать это неприятное обстоятельство… Если б она могла не взрослеть и не созревать!

Когда земля оделась в первый, ещё тонкий, как свадебная фата, зимний убор, стряслась беда: поймали Нетаря. Они с Цветанкой, как всегда, орудовали на базаре; незадолго до этого у них состоялся неприятный разговор.

«Слушай, Заяц… Может, это не моё дело, но сколько верёвочку ни вить, а кончику быть, – сказал парень. – Не знаю, как тебе удалось обвести вокруг пальца всех остальных, особенно Ярилко, но я тебя уже давно раскусил… Девка ведь ты. Понимаю, почему ты это скрываешь: боишься, что домогаться тебя начнут, шмарой сделают. Знаю, что не от хорошего житья ты с нами снюхалась, но я б на твоём месте держался от воровского братства подальше».

Цветанка молча скатала снежок. Рыхлый пушистый снег обжигающе таял, пальцы побелели, а нутро заледенело.

«Ты не на моём месте, – процедила она ожесточённо. – И не тебе меня учить, что мне делать».

«Так ведь боязно мне за тебя, – промолвил Нетарь. – Вдруг правда вскроется? Ума не приложу, где были Ярилкины глаза, когда он тебя к нам привёл… И почему он до сей поры как слепой. Может ты, как твоя бабка – того? Ведьмачишь?»

«А ежели и так, то какое твоё дело? – прищурилась Цветанка. – Смотри, держи язык за зубами. Рассержусь – наколдовать могу, мало не покажется».

Она сама не знала, почему пригрозила Нетарю, а не попросила по-хорошему… Из всех «дружинников» шайки Ярилко он был единственным, кого ей хотелось бы назвать другом, но слишком неожиданно и резко он обнаружил свою осведомлённость. Цветанка чувствовала себя уязвлённой и беззащитной. Получалось, что всё это время Нетарь знал её тайну, и Цветанка находилась в его руках. В его воле было проболтаться или промолчать, а кому ж сладко висеть на ниточке чужой воли? Нет, она знала, чувствовала: Нетарь – не Гойник, до домогательств не опустится, но… Всякий раз, когда кто-то прикасался к её «больному месту», ей хотелось свернуться ежом и выставить колючки. Что она и делала сейчас.

«Как ты догадался?» – угрюмо спросила она.

«Я заходил как-то раз к тебе, – признался Нетарь. – Дома была одна бабка. Ну, я спросил про тебя… А она тебя Цветанкой назвала – тут и дурак поймёт, что к чему».

Если небылица об умершей внучке и тихом помешательстве бабушки Чернавы ещё могла сгодиться для маленьких беспризорников, то перед Нетарем выкручиваться было слишком поздно. К счастью для Цветанки, Ярилко и его шайка не жаловали своим вниманием её родную улочку: там жили одни бедняки, у которых и взять-то нечего. Что же привело туда Нетаря? Любопытство?

Не успела эта мысль всплыть из растревоженной глубины души, как ярко-синие глаза парня приблизились, а его губы жарко накрыли рот Цветанки. К её горлу подступил горячий ком дурноты, и она, оттолкнув Нетаря, сплюнула в снег. Это было лишним. Нетарь всё испортил, запятнал дружбу иными желаниями, от которых Цветанку передёргивало. Она не могла представить себя с парнем или мужчиной. От мысли о Гойнике в горло толкался рвотный позыв, ей мерещился вздутый до неузнаваемости труп, который вылавливают из воды баграми… Ни к селу ни к городу ей вдруг привиделся и вместо Нетаря сине-зелёный утопленник. Бррр. Похоже, теперь эта гадость будет ей чудиться всякий раз, когда к ней попытается прикоснуться мужчина.