– Обморок! – потрясённо пробормотала Берёзка, и в её глазах сверкнула какая-то мысль.

Впрочем, Светолика точно знала, какая именно.

– Да, – улыбнулась она. – Или ты бы хотела списать всё на усталость и малокровие?

– Даже не знаю. – Берёзка опустила взор, но Светолика сердцем угадывала, какие молнии сейчас бушевали под этими ресницами. – А мне вот прясть надо – масло для вспышек делать… Государыня Лесияра решила отправить помощь всем сопротивляющимся городам! А ещё я узнала, что Гудок не сдался, держится.

– Ты рада? – Светолика пыталась заглянуть Берёзке в глаза, и ей это наконец удалось: девушка сама подняла взгляд, полный мягкого света.

– Конечно, госпожа.

– А я рада, что ты здесь, – щекоча ресницы девушки дыханием, шепнула княжна.

Вереница красавиц уходила в туман: для них уже не осталось места. Многие ничем, кроме красоты, и не обладали, а Берёзка казалась Светолике целым миром, полным волшебства, мудрости, тёплого света и горьковатой, выстраданной любви. Спокойное, счастливое знание легло княжне на сердце вишнёвым лепестком: только такая женщина и должна была идти с нею по жизни.

Вместе с первым снегом в Белые горы пришла тьма с запада: жуткий, чёрный, будто стая ворон, облачный полог закрыл небо, пожрав его чистую лазурь, и на землю упал мрак. Днём он был густо-дымный, цвета разведённой в воде золы, а ночью наступала полная тьма – хоть глаз выколи, и обычный огонь плохо её разгонял. Покой Тихой Рощи оставался нерушим, а темноту рассеивали слюдяные светильники, наполненные маслом пополам с водой из Восточного Ключа – сильнейшего среди всех мест выхода вод Тиши на поверхность: в темноте его струи излучали мягкое золотое сияние. Фонари, развешанные на ветвях огромного Дом-дерева и под крышами лепившихся на его стволе жилищ, озаряли окрестности растворённым в воде светом Лалады, а масло усиливало его яркость.

– Прости, Лалада, что используем твой свет ради простых низменных надобностей, – шептали жрицы, развешивая новые и новые лампы вдоль мостков-переходов.

Выйдя из своего домика, Вукмира устремила полный тревоги взгляд в затянутое страшными тучами небо. Чёрная угроза нависла над всеми Белыми горами, дыша холодом и кроваво-железным запахом смерти.

Много лет провела сестра Твердяны в поклонении Лаладе. Ей повезло быть в детстве принятой в общину Дом-дерева – главного обиталища жриц в Белых горах при Тихой Роще. Дом-дерево было сосной той же породы, что и все чудо-деревья в месте упокоения женщин-кошек, только размерами превосходило их многократно; его ствол облепляли, точно грибы, десятки хижин, в каждой из которых жили три-четыре девы. Чем ближе к главной развилке располагался домик, тем выше было положение жрицы, а ученицы обитали в нижнем ярусе, почти у самой земли.

Прочие общины рассредоточились по всем Белым горам вокруг мест, где воды Тиши сверкающими родниками били из-под земли. Двадцать лет обучения промелькнули в светлом единении с богиней, как один сплошной летний день, полный запаха хвои, цветов и мёда; войдя в силу, Вукмира начала своё служение и стала проводницей света Лалады для жительниц Белых гор и паломников, прибывавших из Светлореченского княжества. Тысячи свадебных обрядов довелось ей провести, венчая пары живительным духом богини; если в паре был юноша, ему лишь давали испить воды, но в святилище родника не вводили. Сила Лалады в этих местах была столь мощна, что не всякий мужчина мог её вынести без вреда для себя: содержа в себе женскую и мужскую часть, она имела свойство усиливать в человеке начало, противоположное его основному, дабы уравнять оба. Попав под её действие, жених мог ослабеть и остаться без потомства. Это относилось лишь к чистой силе, сосредоточенной в святилищах; проходя сквозь дочерей Лалады при лечебном воздействии, она не нарушала данного человеку природой естества. Оттого-то белогорские девы, выходившие замуж за светлореченских парней, делали это на свой страх и риск, полагаясь на собственное толкование знаков судьбы: благословение богини жених с невестой получали лишь опосредованное, выпив родниковой воды из одного кубка за пределами святилища. Женскую же природу оказалось не так-то просто сдвинуть и выбить из равновесия даже чистой силой Лалады.

«Мужчина – это дуб, – объясняли наставницы. – Он силён, но неподатлив, а потому в его силе кроется его же хрупкость. А женщина – это вишня. Вишнёвое деревце можно согнуть почти до земли, не сломав, но стоит его отпустить – и оно выпрямится, как ни в чём не бывало».

А может быть, так получалось оттого, что Лалада в большей степени покровительствовала женщинам, и её сила действовала на них мягче… Точного ответа жрицы на самом деле не знали, ибо невозможно смертному разуму постичь природу богов и её проявления до конца. Как бы то ни было, у самих жриц, постоянно пребывавших в местах силы, никаких изменений естества не наблюдалось.

Урожай с огородов был собран, мёд выкачан из колод – девы Лалады приготовились к новому земледельческому кругу, которых в вечном живительном тепле Тихой Рощи проходило три в год, а не один, как повсеместно. В пищу жрицы употребляли только овощи, хлеб и изредка – молоко и коровье масло. Спустившись с дерева на землю, Вукмира направилась в трапезную, где по мискам раскладывали кашу. Кусочки масла таяли, растекаясь золотистыми лужицами, а глава общины, Иелика, произнесла благословение:

– Милостью Лалады, примем сию пищу для поддержания наших сил.

Никто не знал точного числа прожитых ею лет; сама она считала себя родившейся в день начала своей службы, предшествующие этому годы относя к другой жизни. Всего её жреческий путь насчитывал сто десять лет, и шестьдесят из них она возглавляла общину Дом-дерева. Дева, которой солнце вплело в волосы ромашковое золото – такой она предстала перед Вукмирой в судьбоносный день, когда из тумана небытия высветилась солнечным лучом её жизненная тропа.