Глаза дочери подёрнулись ледяной тьмой, став колкими и безжалостно-ядовитыми.

– Ты ещё об этом пожалеешь, матушка, – прошипела она.

– Ты смеешь мне угрожать, соплячка?! – взорвалась Дамрад. Ярость разрывала грудь, от внутренней бури трещали рёбра и натягивались нервы, перед глазами смыкалась пёстрая пелена. – Взять её немедленно! Пятьдесят плетей!

Голос Дамрад проревел неузнаваемо и страшно, и побледневшая Санда отшатнулась и вскрикнула. Стража немедленно схватила её и поволокла, а она извивалась и верещала, скаля белые клыки:

– Будь ты проклята, матушка! Чтоб тебе провалиться! Ты пожалеешь, горько пожалеешь, что выбрала её, а меня предала!

С обугленным, помертвевшим сердцем Дамрад медленно поплелась в главную палату дворца и опустилась на престол. Уставившись немигающим взором в пол, она сверлила эту точку, пока пёстрая пелена не начала смыкаться круглым оконцем перед глазами.

В себя её привело бормотание слуги, докладывавшего о приходе главного воеводы Дархама и нескольких тысячников. Усилием воли стряхнув с себя горькое оцепенение, Дамрад устремила взор на своих военачальников, которые предстали перед ней с такими вытянутыми, потемневшими от отчаяния лицами, что недоброе предчувствие заползло в душу владычицы ледяной ящеркой.

– Государыня! – заговорил Дархам. – У нас дурные вести.

– Что ж, валяйте, – невесело усмехнулась Дамрад. – Всё равно у вас в последнее время других и нет.

Обрюзглые щёки воеводы тряслись, когда он вынимал из ножен меч; вместо острого, озарённого грозным серебристым блеском клинка владычица увидела оплывший, словно подтаявшая сосулька, обломок – даже нет, скорее, обсосок.

– Что это? – Голос Дамрад сполз в сухой хрип, зубы заскрипели.

– Государыня, это происходит со всем новым оружием, изготовленным из твёрдой хмари, – горестно пробормотал Дархам. – Мы ведь всё проверяли, так не должно было случиться, но… оно тает!

Владычица откинулась на спинку престола, охваченная медленно ползущим кверху холодом, а воевода протягивал ей жалкие остатки некогда смертоносного клинка, способного обращать человека в лёд, а женщину-кошку – убивать одной царапиной. Когда твёрдую оружейную хмарь проверяли на прочность, испытание солнцем Яви она как будто тоже прошла успешно, но… Может быть, испытывали недостаточно долго? Или дело было совсем не в солнце, а в чём-то ином? Впрочем, теперь это уже не имело значения.

– Переходите на обычное оружие, – глухо проговорила Дамрад, отворачиваясь от этого печального зрелища. – Что тут ещё скажешь.

– Э-э, – замялся Дархам. – Дело в том, государыня…

– Что? – Владычица тут же напряжённо впилась в воеводу острым шипом взгляда.

Заикаясь от ужаса и вины, тот дал убийственный ответ:

– М-мы д-делали ставку на н-новое о… о… оружие, поэтому старого захватили сссс… собой совсем мало. Хватит, чтобы обеспечить только п-пару п-полков… а все прочие силы останутся безоружными.

– Ну, молодцы, что я ещё могу сказать! – вскричала Дамрад.

Смех рвался из груди безостановочным, царапающим, изматывающим потоком, а военачальники смотрели на повелительницу со скорбным страхом и недоумением. Дамрад с хохотом сползла с престола и раскачивалась, сжимая голову руками.

– Молодцы-ы-ы, – протяжно вырывалось из её надрывно содрогающейся груди. – Собрались на войну, а оружие не взяли!

Смех раскатывался ледяными шарами, отголоски отскакивали от стен и потолка, и вскоре всё пространство гудело нескончаемым, сводящим с ума хохотом. Воевод охватила жуть, и они попятились прочь.

– Ну, какого приказа вы от меня ждёте? Воюйте теперь, чем можете – зубами, когтями, деревянными дубинами! – сводя лопатки и запрокидывая голову, продолжала смеяться владычица.

Гогочущий гул безумия ещё долго окружал её, и она шарахалась от голосов невидимок, то подступавших справа и слева, то дышавших сверху. Кто-то пытался дать ей воды, но она отшвырнула кубок; тот угодил в плотную занавеску, и послышался треск и звон разбитого окна. Вскочив на длинный стол в трапезной, Дамрад разгуливала по нему, как по дороге, а потом её ярость обратилась на слуг, и те разбежались по углам. Увидев вдруг в дверях Ждану, владычица остолбенела… «Это она растопила хмарь», – воспалённым жаром дохнула в виски нелепая, безумная мысль, но занесённый кулак повис в воздухе: в руках у этой женщины был букет белых весенних цветов. Обессиленная, растерянная Дамрад сползла по стене, силясь сморгнуть, прогнать улыбающийся призрак.

– Я тебе не Северга, – попыталась прорычать она, но горло издало только жалкий скулёж, а душа расползалась по швам от солнечной силы белых лепестков. – Со мной твои выходки не пройдут…

А между тем прикованная к лавке цепями Санда рычала, изрыгая проклятия на головы всех присутствующих. Над её обнажённой спиной стояли двое стражников с чёрными кожаными плетьми, готовые привести приговор в исполнение. Увидев Дамрад, Санда зашипела:

– Ты предала меня, матушка! Ты за это заплатишь!