— А че с ней? Ничего. Посидел и ушел, — быстро ответил Андрей, явно комкая разговор, не замечая остановившихся на нем равнодушных глаз Корейца, в которых давно знающий его человек мог бы увидеть заинтересованность. — Да ладно, че о ней — больше не о чем, что ли?

— Доброе утро, Алла…

Сказано было тихо, но так неожиданно, что она вздрогнула, отшатываясь от машины, мимо которой проходила, из которой и донеслись слова.

— Извините, что напугал, — я не хотел…

Господи, опять этот тип! Она узнала его сразу, с первого взгляда, через секунду после того, как повернула голову к машине. Глупо было так себя вести, так пугаться, и она разозлилась на себя, а потом на него. Чего ему надо опять, на каком основании он караулит ее в полдесятого утра у подъезда? А если бы Сергей был дома и увидел это из окна? А что, вполне возможный вариант — он изредка остается дома или едет на работу попозже.

Правда, она прекрасно знала, что он никогда не смотрит в окно, когда она выходит, — он слишком занят, вечно думает о чем-то, вечно у него какие-то звонки, дела разные, — но сейчас почему-то решила, что он мог бы ни с того ни с сего изменить своей привычке и посмотреть на выходящую из подъезда жену. И что бы он подумал, интересно? Так что оставалось только радоваться, что сегодня он уехал как всегда, в восемь, захватив с собой Светку, чтобы закинуть ее по пути в школу.

— А, опять вы? Вам что, снова необходима моя помощь? — спросила язвительно, пряча испуг и последовавшую за ним злость, распаляясь от его кивка, которым он ответил на предложение о помощи. — А где же ваш почетный эскорт в масках — вот-вот появится? Я понимаю, что вам, наверное, у меня понравилось, но всему есть предел. К тому же я не в состоянии посвятить свою жизнь вашему спасению. У меня есть работа, ребенок и муж, так что, может, вам выбрать кого-нибудь другого, кто мог бы постоянно сидеть дома и прятать вас от милиции?

Она произнесла такой гневный монолог, а он улыбался. Сидел, опустив стекло, в большой черной машине, наверное, очень дорогой, и улыбался. И в улыбке не было обиды, и похоже было, что ему на самом деле весело — в отличие от нее. Она тут распиналась как дура — причем говорила так подчеркнуто вежливо, как обычно со студентами, с которыми привыкла держать дистанцию, выражаясь официально и порой даже, может, выспренно, — а он нагло улыбался.

— Кстати, а что вы вообще тут делаете?

— Дышу воздухом. Тихо тут у вас, воздух чистый, машины не ездят — вот приехал подзарядиться кислородом, врачи советуют.

Смотри какой остроумный! Ей захотелось сказать ему что-то такое — что-то такое едкое, что стерло бы улыбку с его лица. Которое кто-то, наверное, назвал бы интересным — Ольге, единственной подруге, с которой работали вместе, он бы точно понравился, — холеное, модно небритое, интеллигентное вроде, но одновременно наглое, с тенью самоуверенной ухмылки.

— Да, работа у вас нервная, о здоровье заботиться надо. Кстати, а бегать по чужим подъездам вам тоже врачи посоветовали?

Он неожиданно радостно кивнул, улыбка сделалась еще шире.

— Работа нервная, это точно. Но плюсы есть — с вами вот познакомился…

Сильный порыв ветра ударил ей в лицо, заставив схватиться рукой за чуть было не отправившуюся в свободный полет шляпу, и сумка тут же соскочила с плеча, и одна перчатка упала в снег, превращенный в грязь чьими-то шинами, может быть, даже его. Ей стало неприятно, потому что она была вынуждена проделывать перед ним столько неуклюжих лишних движений — а он наблюдал за этим, сидя в теплой машине, из которой чуть слышно доносилась музыка. И ни ветер, ни грязь его не беспокоили.

Ей вдруг надоел этот разговор. Впереди был длинный день, три пары в институте, а вечером еще два ученика один за другим — надоевшие до ужаса, но на преподавательскую зарплату не проживешь, а абитуриенты обеспечивали более-менее нормальный доход, выходило чуть ли не в полтора раза больше, чем у мужа. Так что три пары, потом два ученика, а сейчас еще надо было дойти до троллейбуса, а там доехать до метро, а там пройти минут десять по слабому снегу, прикрывшему кое-как предательский лед — так что совсем не до разговоров. Тем более с этим.

— Извините, мне пора.

Она повернулась сразу после сухих слов и пошла, чувствуя спиной, что он смотрит ей вслед. Смотрит, как она идет неуверенными мелкими шажками по изрытому оспинами скользкому тротуару, вытирая ладонью испачканную перчатку. Она почему-то была уверена, что он сейчас посигналит ей, требуя ее внимания, призывая остановиться. Словно она сопливая девчонка или какая-нибудь… с кем он еще может общаться? Про таких, как он, она слышала много — еще когда увидела на нем в подъезде белое пальто, поняла, что он не из бедных, совсем не из бедных, скорее новый русский какой-нибудь. Кто еще может позволить себе ходить в белом пальто?