— Совершенно верно.

Он взял конверт, однако письмо доставать не стал.

— Они выбрали не тот конверт, который следовало бы. Надо было с черной каемочкой.

Лорд Карфакс пожал плечами.

— Не понимаю вас, — сказал я.

С выражением полного безразличия он положил письмо назад.

— Неужели им не известно, что сообщение о смерти принято присылать в конверте с траурной рамкой? Ричард, после этого письма Майкл для меня мертв. Я уже прочел в сердце своем заупокойную молитву по нем, и предал его тело земле.

Эти ужасные слова поразили меня как громом. Зная, что всякие попытки перечить ему бессмысленны, я удалился.

— И вы не сделали никаких попыток связаться с Майклом? — спросил Холмс.

— Нет, сэр. Я решил, что его уже не спасти. Правда, месяца два спустя я получил анонимное письмо, где сообщалось, что я найду кое-что интересное для себя, если осмотрю этот приют для бедняков. Я пришел сюда и, думаю, нет смысла говорить, что я здесь нашел.

— А вы сохранили письмо, Ваше Лордство.

— Нет.

— Жаль.

Было заметно, что лорд Карфакс изо всех сил пытается сохранить обычную сдержанность. И вдруг он не выдержал:

— Мистер Холмс, вы и представить себе не можете, какой ужас я испытал, когда нашел здесь Майкла в том состоянии, в котором он пребывает сегодня, когда увидел, что он был зверски избит и превратился в жалкое существо, в котором едва ли осталась хотя бы искорка рассудка.

— И что же вы предприняли дальше, если мне позволительно спросить?

Лорд Карфакс пожал плечами.

— Приют для бедняков — ничуть не худшее место, чем любое другое для него.

Мисс Салли Янг молчала, не отрываясь глядя на лицо Его Лордства. Она явно была потрясена до глубины души. От лорда Карфакса это не укрылось. С печальной улыбкой он сказал:

— Уверен, что вы простите, любовь моя, что я не сказал вам обо всем раньше. Мне казалось, что этого не нужно. Даже — нежелательно. Я хотел, чтобы Майкл мог оставаться здесь, и должен признаться, мои планы не включали в себя открыть вам и вашему дяде, кто он на самом деле.

— Понимаю, — спокойно сказала девушка. — Вы были вправе сохранять при себе эту тайну, милорд, хотя бы уже потому, что ваши пожертвования для приюта были столь щедрыми.

Кажется, ее слова задели аристократа.

— Я делал свои пожертвования, совершенно не принимая этого в расчет, любовь моя. Но не буду лукавить — то, что Майкл нашел здесь кров, заставило меня уделять приюту большее внимание. Стало быть, мною двигали и эгоистические, и филантропические мотивы сразу.

Холмс пристально следил за лордом Карфаксом на протяжении всей его речи.

— А вы не предпринимали никаких попыток помочь вашему брату?

— Я предпринял одну попытку, — ответил Его Лордство. — Я связался с парижской полицией, а также со Скотланд-Ярдом, чтобы выяснить нет ли у них в делах каких-либо сведений, которые могли бы указать, кто и как избил моего брата. Но они ничего не нашли.

— И вы сочли, что с делом покончено?

— Да! — воскликнул с мукой на лице аристократ. — Что же я мог еще?!

— Негодяи должны предстать перед судом.

— Но как, как этого добиться? Ведь Майкл безнадежно болен. Не думаю, что он оказался бы в состоянии опознать тех, кто его избил. А если б и мог, его показания не признал бы действительными ни один суд.

— Понимаю, — серьезно сказал Холмс.

Но я заметил, что он вовсе не удовлетворен услышанным.

— А что же его жена, Анджела Осборн?

— Я так и не нашел ее.

— У вас не возникло подозрений, что это она написала анонимное письмо?

— Я с самого начала был уверен в этом.

Холмс поднялся.

— Ваше Лордство, позвольте выразить вам благодарность за то, что вы были так откровенны с нами при обсуждении столь нелегкой для вас темы.

Лорд Карфакс ответил с грустной улыбкой:

— Смею заверить вас, сэр, что сделал я это вовсе нс по доброй воле. Просто у меня не было никаких сомнений, что вы все равно узнаете обо всем, только из других источников. Ну, а теперь наверное можно и забыть об этом деле?

— Боюсь, что нет.

Лорд Карфакс пристально посмотрел на нас.

— Клянусь честью, сэр, Майкл совершенно непричастен к ужасным убийствам, которые взбудоражили весь Лондон!

— Принимаю ваши уверения с благодарностью. Вы успокоили меня, — ответил Холмс, — обещаю Вашему