– Чисти картошку… А ты пошел на улицу за куклой Миньоны?

– Конечно. Ясно, пошел. «Миньона, – это я ей говорю, – хочешь, я устрою дом для твоих кукол, а пока я строю, тебе не придется водить их друг к другу в гости». Ну, сказано – сделано…

– Да чисти картошку-то…

– Ладно, милочка.

Кристо занялся картошкой.

– Ну, сделал я им дом, вот это дом! Надо тебе сказать, Миньона любит только совсем маленьких куколок, их у нее тринадцать штук. Даже папа сказал, что дом замечательный, а мама прямо обомлела. А бабуся сказала: «Гениальный ребенок». Взял я большой кусок картона, вот такой, – широко разведя руки (в правой нож, в левой картофелина), Кристо показал, какой величины он взял лист картона. – Вырезал бритвой окна, двери, очень аккуратно получилось… Сделал перегородку. А потом поставил на ночной столик, а внизу у него полочка… Значит, получилось три этажа: полочка – нижний, а еще два наверху. Потом я меблировал весь дом… Даже пианино куклам сделал! Ну, словом, все-все! Гардины, стулья, ковры… Все-все… А знаешь, очень весело было. Надо было найти, из чего что делать. Черная глянцевитая бумага для пианино… Старые носовые платки для гардин… Из них я и простыни выкроил. А к стульям приделал ножки из спичек, а чтоб они держались, приклеил их сургучом. И картины на стенах не просто, а в рамках. Пикассо. Так красиво-красиво получилось. Белое и красное. И еще диван. И радиоприемник, и телевизор!

Кристо замолчал, и спирали картофельной кожуры падали из-под его ножа все быстрее и быстрее.

– Да не спеши ты так, – сказала Мишетта, садясь напротив Кристо, – все болтаешь, болтаешь… Дай-ка мне несколько картофелин. Пожалуй, сделаю я нынче тушеную. Ну что, Миньона довольна была домом?

– Да. – Кристо не подымал от работы глаз, он вдруг замкнулся, погрустнел. – Только все оказалось зря. Нельзя же до бесконечности мебель делать, и без того все этажи были битком набиты… Я еще сделал стиральную машину и под конец даже холодильник. Из такой хорошенькой белой пластмассовой коробочки – там витамины лежали – их Миньона принимала, потому что она у нас бледненькая. Коробочек-то много, я, конечно, высыпал все витамины в кучу, чтобы найти самую подходящую, а бабуся подняла крик, говорит, теперь все смешалось, он, говорит, нас всех перетравит; ну, тогда я решил спустить витамины в уборную… а наши опять недовольны были. Тогда я сказал, что не желаю больше играть, а пусть Миньона сама устраивает все как хочет.

– И правильно сделал… Она для этого достаточно взрослая.

– Самого страшного я тебе еще не рассказал! – Кристо собрал очистки на газету, завернул их, чтобы потом выбросить на помойку. – И сейчас, слышишь, и сейчас Миньона твердит, как попка: «Здравствуйте, мадам! Как поживаете, мадам?» У нее есть целый дом, кухня, спальня, знаешь, какую туда многодетную семью можно разместить, а она только свои «мадам» и твердит, идиотка паршивая! – Нехорошо так говорить, Кристо!…

– Верно. Не нужно так говорить. Я обещал маме.

– Не понимаю все-таки, – задумчиво произнесла Мишетта, укладывая ломтики картошки в глиняную гусятницу, – чего ты хочешь от несчастной Миньоны? Что ей еще говорить? Ведь вот и автоматы Луиджи всегда делают одно и то же.

– Верно. – Кристо побагровел и с силой сжал кулаки. – Видеть их не могу.

Мишетта пожала плечами.

– Ну и глупыш, ну и глупыш ты… Они же деревяшки.

Оттолкнув табуретку, Кристо выбежал из кухни. В большой комнате никого не было. Кристо взял со стола иллюстрированный журнал, нашел кроссворд и принялся за работу, суча ногами.

Вошла Мишетта с подносом, на котором стояли чистые чашки.

– Стой прямо, Кристо… А потом беги-ка ты отсюда, Натали звонила, она сейчас выйдет. Пускай она сначала устроится, а если ты ей понадобишься, я тебя кликну.

Когда Мишетта позвала Кристо, Натали уже сидела за столом и листала книжки.

– Садись-ка рядом и давай работать. Начнем мы с Риги. Если помнишь, доблестный польский патриот Вронский был ранен в городе Риге, сражаясь против русской императрицы. – Натали очинила карандаш, разложила перед собой листки бумаги. – Рига принадлежит России с 1710 года. Основан город был в 1201 году ливонским епископом и походил на средневековый немецкий город… Был окружен рвами и укреплениями… Улицы были такие узкие, что две кареты с трудом могли разъехаться. Плавучий деревянный мост соединял центр города с предместьем Митавой… Самый красивый вид открывался с моста… А ну, давай попробуем.

Натали взялась за карандаш.

– Вот панорама, ратуша… церковь рыцарского ордена, старинный замок Великих магистров Тевтонского ордена. Видишь, какой высокий, остроконечный. Вот река. – Разговаривая с Кристо, Натали набрасывала карандашом рисунки. – Надо тебе сказать, что в те времена Рига имела большой флот, были там и торговые и военные суда, плававшие по всему Балтийскому морю… Рига вела торговлю солью, сельдями…

Одна, две, три панорамы города… Так… Потом выберем лучшую… А сейчас перейдем к самой битве… Натали молча набросала рисунок… Вот так… Хорошо…

– Раненый Вронский, – продолжала она, – укрылся в сточной канаве, шедшей вдоль улицы… Значит, три рисунка.

Кристо, склонившись над столом, следил за каждым движением ее руки.

– Четыре, – сказала Натали… – Пустая площадь, ночь. Вронский пытается постучать в дверь доктора Орлова. Он лежит на плитах тротуара, не может подняться Тянет руку к дверям, дотянуться ему трудно… А что, если пририсовать в окошке голову старой экономки Орлова, она выглянула посмотреть, кто стучит? Можно даже приоткрыть дверь, пусть из нее выходит сам доктор… Пятый: Вронский лежит на столе в одной нижней рубашке, ноги у него голые, а над ним нагнулся доктор. «Не бойтесь, режьте по живому», – кричит Вронский. В глубине комнаты видна кровать. Подожди-ка, давай задернем занавески на окнах. Так лучше? А?

– Нарисуй рядом сапоги… Он же сапоги снял…

– Орлову пришлось их разрезать перед операцией: ведь у Вронского были раздроблены обе ноги.

– Ну и что ж! Знаешь, как красиво будет – рядом сапоги со шпорами. А здесь пусть будет таз и кувшин. Должен же доктор мыть руки.

Этим утром они успели добраться до создания «Игрока в шахматы». Уже появилась фигура самого турка, он сидит позади своего ящика, а барон фон Кемпелен и доктор Орлов глядят на него, потирая от удовольствия руки, и смеются. Императрица Екатерина II посулила награду за голову Вронского, а его вывезут из Риги внутри автомата. На следующей картинке будет изображен механизм и вся внутренность ящика… Натали положила карандаш. Тут не мешает хорошенько подумать вот над каким вопросом: следует ли с самого начала – и в рисунках и в тексте – открывать читателю, что автомат был лжеавтоматом? Что Вронский проскользнет сначала в ящик, а уже из пего в полое тело турка и что именно он будет играть за автомат в шахматы? Или открыть тайну турка только в конце выпуска? Да, но ведь она уже нарисовала Кемпелена и Орлова, которые радуются, что смогут вывезти Вронского из Риги, спрятав его в автомат. Кристо высказался за то, чтобы Натали на каждом рисунке изображала внутри автомата силуэт Вронского пунктиром, за исключением тех случаев, когда он дает публичный сеанс шахматной игры…