Море живёт

Море живет... Многими путями человечество связано с жизнью в море, покрывающем более двух третей поверхности Земли.Морская вода всегда содержит органическое вещество и порождающие его организмы, начиная от бактерий и кончая китами. В любом море в любое время года и суток заметна жизнь. Даже на морских льдах находим ее. Не говоря уже о тюленях и морских птицах, на льду нередко можно ясно видеть присутствие микроскопического населения, настолько обильного, что цвет льда меняется, и лед поэтому скорее тает под лучами вешнего солнца....

Жизнь у дна пролива Босфор Восточный (возле Владивостока)

ВОЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО МИНИСТЕРСТВА ВООРУЖЕННЫХ СИЛ СОЮЗА ССР

МОСКВА * 1949

Рисунки художника Н. Н. КОНДАКОВА

Море живет... Многими путями человечество связано с жизнью в море, покрывающем более двух третей поверхности Земли.Морская вода всегда содержит органическое вещество и порождающие его организмы, начиная от бактерий и кончая китами. В любом море в любое время года и суток заметна жизнь. Даже на морских льдах находим ее. Не говоря уже о тюленях и морских птицах, на льду нередко можно ясно видеть присутствие микроскопического населения, настолько обильного, что цвет льда меняется, и лед поэтому скорее тает под лучами вешнего солнца.Физические, химические, геологические и биологические явления и процессы в воде, на дне и у береговой черты взаимно обусловлены.В сложной науке о море — океанографии — большое и определенное место занимает биология, так называемая биологическая океанография. Нет в мировом океане ни одного лишенного жизни уголка, следовательно, нет и возможности до конца познать океан, если не изучать жизненные явления в нем.Проникновение науки в жизнь моря — такую богатую, такую разнообразную — дает и непосредственные практические результаты.СССР — великая морская держава. Советские люди любят море, интересуются им.Успехи социалистического строительства заложили прочную основу для роста нашей морской рыбной промышленности, транспортного и боевого флотов, портов, баз, а также создали ряд промышленных предприятий, тем или другим способом использующих море.Наука открывает нам обильные, нередко новые, возможности применения животных и растений моря в качестве пищевого и технического сырья; более того, наша наука уже приступила к переделке и к обогащению живой природы морей для удовлетворения нужд социалистического общества.Приложение биологии моря к мореплаванию и другим отраслям техники еще малоизвестно и недостаточно проявило себя. Такое направление биологии моря можно назвать «технической биологией моря» или, иначе, дать ему условное обозначение «биология моря и флот», поскольку здесь преобладают именно запросы флота.Автором сделана попытка обрисовать ряд сторон биологии моря преимущественно с этой, прикладной, точки зрения. Многое из рассказанного еще недостаточно изучено, иное может оказаться спорным.Различные вопросы освещены неодинаково подробно, в зависимости от меньшей или большей важности их для хозяйства и обороны, а также степени новизны и занимательности темы для широкого читателя.

Успешно бороться с природой моря, преодолевать и побеждать ее, брать от моря его богатства, не слишком при этом рискуя, не затрачивая лишних сил и запасов, можно только при глубоком знании природы и при постоянном наблюдении за нею.Благодаря быстроте хода, прочности корпуса корабля, большим запасам на нем горючего для машин, воды, продовольствия и таким замечательным средствам связи и ориентировки, как радио, радиолокация, гидрофон, эхолот, нынешний моряк мало зависит, казалось бы, от стихий воды и воздуха. Больше того, он хозяин и победитель моря! Но эта победа дается не даром; она может смениться горечью поражения и даже гибелью, если пренебречь природой, перестать ежеминутно пытливо всматриваться в ее черты.Погода в море иногда изменяется за несколько минут. Так, на Мурмане снежные «заряды», когда внезапно становится не видно даже носа корабля с его кормы, чередуются по нескольку раз на протяжении часа с ясной солнечной погодой. Шквалы в тропиках налетают порой совсем неожиданно.Кроме того, быстроходность современного корабля создает резкую смену окружающих его природных явлений. Корабль быстро меняет обстановку, продвигаясь за сутки на многие сотни миль.Жизнь в море и в воздухе над морем служит для опытного и внимательного глаза хорошими показателями изменения места корабля, изменения условий, в которых корабль находится. Знание биологии моря немало помогает штурману.Как ни хороши радар, асдик, эхолот, но и сейчас приходится считаться с самыми разнообразными приметами — признаками приближения корабля к мелководью, к суше, ко льдам. Показания сложных приборов в штурманской рубке и в гидроакустической каюте с пользой дополняются наблюдениями за природой моря с мостика, с бака, с марса. Среди морских примет важное место занимают обитатели морской воды и обитатели воздуха над морем, заслуживающие пристального внимания штурмана.Появление бакланов — одна из простейших примет. Баклан — прекрасный ныряльщик, длинная шея его, как змея, извивается под водой, жадный клюв нацеливается на облюбованную рыбку, которую баклан может преследовать на расстоянии многих десятков метров. При таких возможностях незачем хорошему, вообще говоря, летуну-баклану далеко отлетать от своих гнездовий на скалах. Под водой баклан может пробыть сряду около двух минут, находясь при этом на глубине до 10 — 15 метров.И, вправду, баклан не удаляется обычно больше чем на полмили, много — милю от своего гнезда. 20 — 25 миль — предел его экскурсий, известный морякам. Для нынешнего корабля полмили — это минута-две хода. Нетрудно догадаться, что, заметив возле корабля бакланов, особенно же ныряющих или плавающих, в туман или при пониженной по другим причинам видимости, следует быть осторожным, в особенности у берегов малознакомых, обильных рифами. То же говорит и появление в воде обычной «ушастой» медузы-аурелии.Скалы, облюбованные морскими птицами, обычно белы от их помета. Это делает скалы хорошо различимыми на фоле моря или берега, а крики птиц предупреждают о близости скал в тумане.Снежные бури и туманы очень затрудняют плавание в бурном и пустынном Беринговом море; прекрасными ориентирами служат там большие птичьи базары. Они расположены на значительных расстояниях друг от друга (на острове Кинг, на островах Диомид, на мысах Сеппини, Томсон и Лисберн), поэтому невозможно ошибиться, к какому именно базару приближается корабль.

Бакланы в полете

Одна из последних лоций антарктических вод, вышедшая в разгаре второй мировой войны, дает много интересных советов штурману о том, какие выводы должен он делать из встреч с различными птицами.Так, черноголовый и сероголовый альбатросы обычно следуют за кораблем по чистой воде, но покидают его, когда корабль приближается к многолетнему (паковому) льду.Имеется одиннадцать пород антарктических птиц, так или иначе связанных со льдами, но все они ведут себя в этом отношении по-разному; зная их повадки и наблюдая за птицами вокруг корабля, можно неплохо разобраться в ледовой обстановке.Например, антарктический буревестник хотя и редко залетает к северу от пояса пакового льда, окружающего Южный полярный материк, но охотно посещает кромку льда и при своих полетах следует по разводьям в паке, указывая эти разводья моряку. Зато снежный буревестник никогда не встречается вне паковых льдов, где он обычен, поэтому его присутствие — признак тяжелых ледовых условий. Пингвин Адели в течение осени откочевывает от Антарктиды в пак, где и зимует, а весной возвращается к своим гнездовьям на материке.Порой едва выступающие над поверхностью океана, покрытые только травой и невысоким, чахлым кустарником тропические коралловые острова бывают так густо населены морскими птицами — фаэтонами, фрегатами, ножеклювами, — что птичьи крики выдают присутствие острова за несколько миль.Это важно, если вспомнить, что коралловые острова круто и неожиданно вздымаются среди больших океанских глубин. Взлетающие над своим пристанищем многие тысячи птиц производят на расстоянии впечатление дымового столба или облака.В 1804 году И. Ф. Крузенштерн в первом русском кругосветном плавании на корабле «Надежда» заметил на 17° северной широты и 169°30' западной долготы много птиц, из чего он заключил, что поблизости находится остров. Через три года найденный в этих же координатах островок был назван именем Крузенштерна.В тропических частях Индийского и Тихого океанов (в последнем — главным образом в западной его части) о близости берега предупреждает появление пестро окрашенных ядовитых морских змей, хорошо заметных в воде с палубы корабля.Птицы, по мнению ученых, указывали путь древним туземным мореплавателям в бескрайних просторах Тихого океана. Так, длиннохвостая таитянская кукушка, зимуя на Таити, выводя птенцов в Новой Зеландии, привела таитянских полинезийцев в Новую Зеландию, где они и обосновались, дав начало племени маори. Так, «кукушка блестящая» своими перелетами показала дорогу меланезийцам Соломоновых островов в ту же Новую Зеландию. Наконец, золотистая ржанка — скромная береговая пташка, но неутомимый и дальний летун, — своими путешествиями с севера на юг через весь Тихий океан могла навести островных жителей северной части Тихого океана — гавайцев — на мысль, что и им бы неплохо поискать счастья на юге в дальних водах, где, наверно, есть суша, раз туда летят сухопутные птицы.Гораздо важнее, однако, для моряка те птицы, которые живут на одном месте и только в поисках пищи отлетают от берега обычно на определенное для каждой породы расстояние. Так, обыкновенная крачка удаляется от тропических островов Тихого океана, где она гнездится, не далее чем на 20 миль, коричневый глупыш — на 30 миль, а белая крачка залетает дальше всех — на 100 миль.Когда такие птицы летят к берегу, следует ожидать шторма, если только это не предвечернее обычное возвращение на сушу после дневной охоты в море. Они летят к берегу высоко над морем, скоро и прямо. Удаляются же птицы от берега, как правило, неспешно, летя низко над водой, время от времени пикируя на добычу и приводняясь.Немало говорит опытному глазу и поведение птиц — жителей открытого моря, связанных с сушей только на время вывода птенцов. Среди них первое место занимают буревестниковые или трубконосые. К ним относятся альбатросы, буревестники и родственные им птицы, начиная от гиганта странствующего альбатроса, в 3 — 4 метра в размахе крыльев, весом в 12 килограммов, обитающего в южном полушарии южнее тропика Козерога, и кончая крошечными — чуть больше воробья — штормовыми буревестниками, весящими едва полсотни граммов.Из пеликановых в открытом океане в тропиках встречаются постоянно только красивые фаэтоны. Остальные пеликановые — сами пеликаны и их родичи бакланы — жмутся к суше.В Арктике многие породы птиц используют открытые, свободные ото льда пространства для кормежки. Они настолько связаны с чистой водой, что само появление таких птиц уже говорит о ее близости.Таковы, например, гаги, морянки, белобок, гагары, кайры, чистики, малая гагарка, чайка-моевка (трехпалая чайка).Известно, что отлет гаг с западной стороны Новой Земли на ее восточное побережье связан с наличием больших разводий в Карском море у Новой Земли, в то время как со стороны Баренцева моря стоят сплошные льды.Другие же птицы, как люрики и чистики, повидимому, не отлетают от суши или льда, необходимых им для отдыха, далее чем на 15 — 20 миль. Встреча с ними в тумане на чистой воде предупреждает, таким образом, о близости земли или кромки льдов. Ночью доносящиеся с одного направления и повторяющиеся крики морских птиц обозначают, что там их гнездовье и, следовательно, суша.Все морские птицы, кроме чаек, в полете молчаливы. Из чаек же единственная, встречающаяся в открытом океане, это моевка, но она водится только в северной половине Атлантического и на самом севере Тихого океанов. Вне этих вод можно, таким образом, уверенно считать, что крики морских птиц ночью дают направление на сушу.Ряд сведений о птицах, как признаках приближения к суше, для людей, потерпевших кораблекрушение, оставшихся без штурманских инструментов, дан еще в главе о морских птицах.Рыбка «лоцман», сопровождающая обычно крупных хищных акул, частенько увязывается и за тихоходными кораблями, не покидая их по 2 — 3 месяца, пока они идут в открытом океане, но за 100 — 150 миль от суши рыбы-«лоцманы» отстают.Тюлени, как правило, связаны либо с берегом, либо с льдами, но ушастые тюлени — котики — могут встречаться и в открытом море в зимние месяцы, когда они уже выкормили своих малышей на островах.Само присутствие тюленей на льду указывает, что лед не сплошной, в нем есть трещины, разводья, хотя бы и затянутые молодым льдом, но позволяющие тюленям в случае тревоги «сливаться» со льда в воду, да и просто охотиться в воде за рыбой.В Арктике тюленю грозят две опасности, не считая, конечно, человека: белый медведь на льду и косатка в воде; в Антарктике нет белых медведей, но к косаткам добавляется необычайно проворный и хищный тюлень, заслуженно получивший кличку «морской леопард». Нужны поэтому тюленю соседство воды и льда, чтобы иметь убежище и пищу.На близость чистой воды указывают белухи и другие дельфины.Ведущие из Тихого океана в Охотское море проливы, разделяющие Курильские острова, отличаются густыми туманами и сильными течениями. Со стороны Охотского моря птиц мало, а китов и косаток много; наоборот, со стороны океана птицы встречаются часто, киты и косатки же сравнительно редки.

Морской леопард нападает на пингвина

Во время знаменитой Камчатской экспедиции Беринга капитан Чириков часто пользовался появлением тюленей, «бобров» (морских выдр), бакланов и крупных водорослей, как указаниями на близость почти всегда невидимых в тумане островов Алеутской гряды, вдоль которой Чириков двигался к берегам Америки. Интересно, что Чириков в своем рапорте Адмиралтейству особенно подчеркивает, что признаками близости суши нельзя считать ни серых чаек, ни буревестников («наподобие пустелех степных»), ни обрывки водорослей.Не только сковывание разводий молодым льдом, но и подвижки, торошение полей старого льда вследствие штормов могут быть гибельны для птиц. Кайры и морянки, как наблюдалось это у северного берега острова Врангеля, бывают заперты в смыкающихся таким образом разводьях и погибают, они не могут выбраться из все уменьшающихся разводий, преодолеть замыкающие их отвесные торосы, не имея места для разбега по воде для взлета.Сплошные льды позволяют переходить с материка на острова Арктики и возвращаться обратно таким сухопутным зверям, как песец, лисица, северный олень.Белые медведи охотятся за тюленями, а те, как уже упоминалось, должны иметь какие-то пути к воде и для пропитания и для бегства в случае опасности. Поэтому белый медведь свидетельствует своим присутствием на льду о том, что в нем есть слабые места, трещины, разводья.Интересный случай использованной моряками ориентировки белых медведей в ледовых условиях рассказывает один из старейших наших полярных мореплавателей-ученых, Н. Н. Зубов.В 1932 году, когда экспедиционное судно «Николай Книпович» под начальством Н. Н. Зубова впервые в истории арктических плаваний обошло вокруг Земли Франца Иосифа и вошло к югу от нее в лед, было замечено несколько белых медведей, которые шли на северо-восток. Вскоре поднялся северо-западный шторм, и льды начало вытягивать поперечными по отношению к ветру полосами. Если бы медведи шли напрямик на Землю Франца Иосифа, то-есть прямо на север, им пришлось бы пересекать полосы полыней, разделяющих участки сплошного льда, а так медведи пошли почти по сплошному льду. «Николай Книпович» должен был итти на Новую Землю, на юго-восток, но, учтя все это, сначала двинулся на запад, пока не вышел на чистую воду. Можно только подивиться инстинкту медведей, словно предвидевших шторм именно такого направления и так «проложивших» заранее свой «курс».Приведем случаи, когда морские организмы могут создать у штурмана ложное впечатление суши или мели.

* Само слово «виджиас» взято из латинского языка, оно значит «вахта» или «вперед смотрящий», а в переносном смысле оно стало обозначать в навигации ложные, на деле несуществующие мели.

Речь пойдет о так называемых «ложных мелях», или «виджиас», как называют их иностранные лоции*, причем, конечно, только о тех ложных мелях, которые вызваны биологическими причинами; кстати, именно такие ложные мели и преобладают в природе.Пожалуй, самым ярким примером ложной мели может служить обильное дрейфующими водорослями глубокое Саргассово море.До сих пор еще в водах, мало изученных, имеющих недостаточно подробные или устаревшие карты, обладающих сложными очертаниями дна и берегов, принято посылать на нос корабля и на мачту «вперед смотрящих», нередко замедляя при этом стремительный бег корабля.

Чайкам пожива возле белого медведя

Два основных признака, о которых помнят в таких случаях, это внезапное, резкое изменение окраски воды и такое же изменение характера волнения. В самом деле, как можно оставаться спокойным, когда по курсу корабля, шедшего до тех пор по синей океанской воде и по пологой, свойственной открытому морю зыби, появится пятно или полоса зеленой, желтой или просто мутной воды, к тому же либо подозрительно гладкой, либо покрытой мелкими бурунчиками. Самое лучшее, что можно сделать тогда, это обойти такое подозрительное место. Не всякий капитан согласится терять время на спуск шлюпки и на ожидание, пока она произведет промеры. Особенно трудно было бы ожидать такой любознательности со стороны капитана парусного корабля, не желающего «терять ветер», променять попутный ветер на промеры. В лучшем случае, в вахтенном журнале появлялась запись, что в таких-то координатах замечены такие-то явления, заставляющие предполагать наличие здесь мели. Координаты к тому же указывались обычно очень приближенными, поскольку они почти всегда были промежуточными, счислимыми, а не наблюденными, не обсервованными, то-есть были рассчитаны по курсу и скорости.Эти сведения затем передавались в Адмиралтейство, которое, в свою очередь, отмечало на своих картах мель, хотя бы как не достоверную, а только возможную.С течением времени подобных сомнительных мелей накопилось на картах открытых океанских пространств множество. Когда гидрографические или другие военные корабли имели возможность обследовать ту или иную сомнительную, нанесенную на карты только по зрительным впечатлениям мель, то в большинстве случаев оказывалось, что не только мели, но и пятна-то на воде никакого нет. Осторожности ради такую «мель» все-таки частенько оставляют на картах, пометив только: «положение сомнительное» или «существование сомнительное».Косяк рыбы, вроде макрели (скумбрия), сардины или сельди, может создать на поверхности моря волновую толчею или «сулой», похожие на волнение, которое возбуждается на мелководье приливо-отливными течениями или задевающей о дно в таких местах крупной, возникшей на глубокой воде, волной.Старейший штурман наших военно-морских сил контрадмирал Дмитриев в своих воспоминаниях, озаглавленных «По дуге большого круга», пишет о смятении на мостике крейсера в финских шхерах, когда по носу корабля совершенно неожиданно возникли буруны. Прошло несколько секунд, пока он с облегчением снял фуражку и вытер сразу вспотевший лоб, — он заметил, что в этих «бурунах» мелькали треугольные спинные плавники и черные спины косаток.Нетрудно принять дельфина или косатку за торпеду, особенно ночью, при свечении моря. Плавники косаток и акул не раз принимали за перископы, как рассказывают наши морские офицеры.Цвет моря могут менять не только и не столько косяки рыб (спинки рыб синие или иссиня-зеленые с темными — на манер ветровой ряби — разводами, обычно неплохо подражают цвету открытого моря), сколько скопления, облака или «рои» планктона, иногда животного, но чаще растительного. При большом количестве планктона резко увеличивается поверхностное натяжение воды, создавая гладкую поверхность, а животные или растительные организмы или даже икра рыб или яйца червей (например, тропического червя палоло) окрашивают воду в красный, зеленый, коричневый, соломенно-желтый или молочный цвет — «море цветет».Явление это в науке и в морской практике называют «цветением моря». Вызывается оно таким массовым развитием в приповерхностном слое или на самой поверхности воды взвешенных в воде мелких и мельчайших организмов — планктона, — что вода явно меняет свой обычный цвет и становится менее прозрачной; даже волны могут успокаиваться, умеряться из-за огромного количества мелких живых существ, сковывающих движение воды. Обычно «цветение» происходит при массовом развитии какого-нибудь одного вида организмов, почти исключающем существование остальных видов.Жгутиковые — перидинеи и ноктилюки, развиваясь порою в огромных количествах, могут вызывать «цветение» днем в виде розовых, буро-красных, желтых, зеленоватых пятен и полос, а ночью эти пятна и полосы при проходе через них корабля, шлюпки или при волнении ярко светятся.Ноктилюку, этот маленький розоватый шарик, относящийся к одноклеточным, частенько принимают за рыбью икру. Мы читаем у Гончарова во «Фрегате Паллада», как море днем у берегов Японии покрыто множеством красной икры, словно толченым кирпичом, а ночью «икра эта сияет нестерпимым фосфорическим блеском».В открытом море в тропиках, порою на протяжении десятков и даже сотен миль, развиваются в таком обилии крошечные, собранные в крошечные же пакетики, нити сине-зеленой водоросли триходесмиум, что волнение успокаивается, вода приобретает запах, похожий на запах хлора, ощутимый даже с палубы корабля.Чаще всего «цветение» моря бывает в бухтах, заливах, внутренних морях.В разгаре лета в Азовском и Балтийском морях цветение сине-зеленых водорослей в штилевые погоды создает впечатление не моря, а темнозеленого луга. Отмирание этих водорослей, опускающихся ко дну, вызывает замор рыбы из-за исчезновения кислорода в воде у дна и засорения жабр; пытаясь спастись, задыхающаяся рыба идет к берегу и, обессилев, выбрасывается на него массами даже самым слабым прибоем.В том же Азовском море осеннее цветение, вызванное кремневыми одноклеточными водорослями, имеющими форму микроскопических иголочек (род ризосоления), придает морю вид тихого болота с характерным болотным запахом и темнокоричневой окраской воды.Еще замечательнее «эпидемии диатомовых», как их называют на тихоокеанском берегу Северной Америки. Там один вид диатомей развивается в таких количествах, что вода при падающем свете кажется смолой, а при проходящем — кровью, волнение и прибой утихают, а на берегах возникают тянущиеся на много километров выброшенные морем валы диатомей. Кремневые скелеты диатомей, заметим, очень прочны; из них состоит ископаемая «инфузорная земля» — трепел, — употребляемая для шлифовки самых тонких изделий из металла и стекла.Как-то в Южной Атлантике заметили с парохода кроваво-красные полосы по нескольку миль длиной, а среди них — большого кита. Решили, что кит ранен и истекает кровью, но зачерпнув из-за борта ведро воды, увидели в ней множество бледнорозовых ракушковых рачков.Красное или розовое «цветение» воды происходит также от скоплений «китовой пищи», или «капшака» наших поморов, «крилла» норвежских китобоев, — излюбленных усатыми китами ракообразных эвфаузиид; такие скопления наблюдаются чаще в приполярных водах, но встречаются и в тропиках и в водах средних широт. Так, например, обширные пространства открытой части Аравийского моря бывают покрыты скоплениями капшака, видимыми даже с самолета.Прозрачность воды в участках, где наблюдается «цветение» моря, как уже говорилось, резко падает. Если даже и не возникает сомнений, что сам по себе цвет этот (скажем, красный) не может быть обусловлен мелью, то сквозь такую окрашенную непрозрачную воду нельзя увидеть мель или подводные камни, если бы они там и были.

Капшак или эвфаузииды

Настоящие мели, покрытые кораллами или морскими растениями, нелегко отличить с первого взгляда от мелей ложных. Поросшие водорослями подводные скалы Куки-коносаки у берегов Японии, над которыми слой воды достигает 10 — 20-метровой толщины, выдают себя в тихую погоду красноватым оттенком воды, а в свежую погоду волнение на участке этих скал совсем иное, чем рядом над глубинами. Но ведь красноватый цвет воды мог бы появиться и от планктона, а большое количество планктона может успокаивать волнение.Таким образом, внимание, вдумчивость, знания необходимы моряку, хотя бы и располагающему целой коллекцией различных вспомогательных признаков. Нужно не только знать эти признаки, но и уметь во-время их заметить.Лучшим средством проверки предполагаемой мели может служить, конечно, промер, тщательное измерение глубин, что не всегда возможно.