Они садятся в автобусе сзади и подсмеиваются над черными овцами Страдивариуса и местными пестрыми, которые бегают повсюду и спариваются. И на бензоколонке, и перед закусочной, и под навесом автобусной остановки, и при входе в супермаркет. А народ стоит и смотрит. Овцы Страдивариуса — породистые овцы, и какому хозяину не хочется, чтобы к его поголовью прилилась их кровь?

Когда они выезжают из города и едут по горам, Каспар смотрит, не покажется ли София.

Над Каспаром и Лэрке высятся дома большого города. На улице много народу, потому что светит солнце и сегодня последний выходной на Троице. Народ глазеет, Каспар прячет свое недавно отреставрированное лицо под капюшоном и очками. На Лэрке все та же голубая бархатная блузка и юбка из тафты.

Когда солнце заходит и по улицам ползут тени, Лэрке спрашивает, где они будут ночевать.

— Я, кажется, знаю одно местечко, — говорит он.

Они идут мимо концертного зала, к квартире матери. Некоторое время они стоят на другой стороне улицы и смотрят на ее окна. Горит только маленькая лампа в гостиной, которую мать оставляет, когда ее нет дома. Они переходят улицу наискосок, и он читает таблички с именами на дверях. Имя матери еще здесь, и они проходят через ворота во двор.

Калитка скрипит, когда он тянет за ручку. Дует вечерний ветер, трава высокая и сырая. Каспару холодно. Лэрке развертывает ягненка, чтоб он немного побегал по двору. Он отряхивается, распрямляя шерстку, и нюхает цветы, которые светятся белым в весенней ночи. Лэрке открывает рот, чтобы спросить о чем-то, но он притворяется, что не замечает. Она закрывает рот и пинает ногой траву.

Каспар заслоняется ладонью и смотрит сквозь стеклянную дверь квартиры матери, узнает шторы, диван и книжные полки. На обеденном столе — ваза с увядшими цветами.

— А может, влезем туда? — говорит Лэрке. — Мне так нужно помыться, я с утра не успела.

Каспар не отвечает, зато открывает сарай и достает садовую мебель. От диванных подушек запах сырой и кислый. Он ставит раскладушку между сараем и кустом сирени. Они ложатся, тесно прижавшись друг к другу, а подушки кладут на себя и под себя. Ягненок запрыгивает к ним и лежит в ногах, как тяжелый меховой коврик. Вскоре Лэрке расслабляется рядом с ним. Она дышит глубоко и ровно.

Каспар чувствует запахи из квартиры в саду, они просачиваются на улицу из-под стеклянной двери. Это особый запах детства, который обычно не чувствуешь, пока не переселишься из родительского дома. А потом хочешь наполнить им целый мешок и хранить вечно. Это запах мамы, ее духов, еды, цветов и чистящих средств. У Каспара, наверное, тоже есть собственный запах, но он носит его с собой повсюду, поэтому никогда не узнает, какой он. Комары жужжат в воздухе, но не кусаются. Цветы в саду покачиваются на ветру и светят, как разноцветные фонарики или лица в зеленой ночи.

Каспар глядит на звезды, маленькие солнца, которые больше, чем наше земное солнце. Пальцу щекотно, когда он поднимает его и указывает на звезды. Каждая звезда — часть узора, но они так далеко друг от друга, что сами не видят этого. Каспар поворачивается в раскладушке и замечает звезды-близнецы Кастора и Поллукса, которые расположены вплотную друг к другу и светят ярко. Каспар смотрит на них в упор, а они смотрят в упор на него. Звезды смотрят как глаза короля, когда он увидел чужое лицо Каспара. Не зло, не по-отечески, а как-то совсем по-другому.

Он окидывает взглядом сад, там так много воспоминаний. Вот здесь стоял садовый столик, вот здесь одно время была живая изгородь из роз. А вот в этом углу распускались первые весенние цветы. В самом дальнем конце был памятник дрозду, — может, он все еще там? Ведь его имя написали лаком для ногтей.

Когда мама обнаружила, что дрозд мертв и что Каспар плакал, скрывая свою ложь, она долго-долго смотрела на него. Воздух дрожал, она была — черная грозовая туча, которая не станет медлить с метанием молний. Она плевалась и шипела.

«Я не знала, что ты умеешь врать, ты меня дурачишь, у тебя от меня какие-то тайны!»

Немного покричав, она замолчала. Мама заглянула в себя и сразу переменилась. Она долго смотрела, и ее взгляд отражался в глазах Каспара. Они непоколебимо стояли друг перед другом, и мама видела в нем что-то, чего он сам не видел. Она смотрела не так, как мать смотрит на своего сына, а как-то по-другому. В этом взгляде было что-то, что выходило за пределы кровных уз.

«Я ошиблась, — сказала она, — все врут».

Она глубоко вдохнула, словно хотела что-то ему рассказать, но Каспар больше не слушал. Он уже был на улице, а вернулся только вечером. Мама крепко обняла его и сказала, что она его любит.

Теперь Каспар знает, что мать солгала еще больше, чем он. Он знает, что она, наверное, все время хотела рассказать ему, кто его отец. У нее был точно такой же взгляд, как у короля тогда на горе. Такой взгляд может быть только у человека, который впервые в жизни не чувствует одиночества.

Каспар крепко прижимает руки к глазам и свертывается клубком на раскладушке.