Хэрриот Джеймс
Шрифт:
Лицо его расплывалось в кривоватой ухмылке, слезящиеся глаза излучали дружелюбие. Внезапно он обрел серьезность и выпрямился на скамье.
— Так вот, паренек, скажу я тебе то, чего никто, окромя меня, не знает. Я бы мог деньги лопатой грести. Уж так меня допекали, расскажи да расскажи, только я — ни-ни.
Он понизил уровень пива в кружке на несколько дюймов и сощурил глаза в щелочки.
— Снадобье от лошадиного мокреца!
Я подскочил так, словно рядом рухнул потолок.
— Да не может быть! — охнул я. — От лошадиного мокреца?!
Старичок прямо замурлыкал.
— Может, может! Вотрешь мою мазь — и все как рукой снимет. Смотришь, а лошадь-то уже здоровехонька! — Его голос поднялся до жиденького вопля, и он так взмахнул рукой, что локтем сбросил на пол уже почти пустую кружку.
Я негромко присвистнул и заказал еще пинту.
— И вы правда скажете мне, что это за мазь? — прошептал я благоговейно.
— Скажу, скажу, паренек, но одно условие поставлю. Чтобы ты ни одной живой душе ни словечка! Чтоб знали только ты да я! — Он без всякого усилия вылил в глотку половину новой пинты. — Только ты да я, паренек.
— Хорошо, обещаю. Я ни одной живой душе не скажу. Так какая это мазь?
Старичок подозрительно оглядел шумный зал. Потом набрал в грудь воздуху, положил ладонь мне на плечо и приблизил губы к моему уху. Торжественно икнув, он произнес сиплым шепотом:
— Тыквенная притирка!
Я молча схватил его руку и сердечно ее потряс. Старик, растроганный до глубины души, расплескал значительную часть оставшегося пива по подбородку.
Но Фарнон уже махал мне с порога. Пора было и честь знать. Вместе с новыми нашими друзьями мы высыпали на улицу, образовав в ее тьме и тишине островок шума и света. Белобрысый парень без пиджака с прирожденной вежливостью распахнул передо мной дверцу машины и помахал на прощание рукой. Я рухнул на сиденье. На этот раз оно проявило особую расторопность и тотчас отшвырнуло меня назад. Голова моя упокоилась на груде резиновых сапог, а колени уткнулись в подбородок.
Сквозь заднее стекло на меня взирали изумленные лица, но вскоре дружеские руки уже помогли мне подняться и водворили коварное сиденье на место. Сколько времени оно так болтается? И почему мой наниматель никак его не закрепит?
Взревев мотором, мы унеслись в темноту. Я оглянулся. Компания махала нам вслед. Старичок стоял у распахнутой двери. В льющемся из нее свете его панама сияла белизной, точно новая. Он многозначительно прижимал палец к губам.
Первый самостоятельный вызов
Все предыдущие пять лет вели к одной-единственной минуте, но она никак не наступала. Я пробыл в Дарроуби уже сутки, а еще ни разу не съездил на вызов самостоятельно.
И на второй день я тоже ездил с Фарноном. Как ни странно, но он — такой, казалось бы, небрежный, забывчивый и беззаботный человек — отнюдь не торопился предоставить своему новому помощнику самостоятельность.
На этот раз мы ездили в Лиддердейл, и я познакомился еще с несколькими нашими клиентами — дружелюбными, приветливыми фермерами, которые принимали меня очень хорошо и желали мне всяческих успехов. Однако, работая в присутствии Фарнона, я словно вновь проходил студенческую практику под руководством придирчивого преподавателя. Я всем своим существом ощущал, что по-настоящему моя профессиональная карьера начнется, только когда я, Джеймс Хэрриот, поеду лечить больное животное без чужой помощи и надзора.
Но теперь этот час был уже не за горами. Фарнон снова уехал в Бротон навестить свою матушку. Такая сыновняя преданность меня несколько удивила, к тому же он предупредил, что вернется поздно, — старушка, по-видимому, придерживалась не слишком правильного образа жизни. Ну да неважно. Главное — лечебница была оставлена на меня.
Я сидел в кресле с широким потертым чехлом и созерцал сквозь стеклянную дверь длинные тени, которые заходящее солнце отбрасывало на давно не стриженный газон. Меня охватывало предчувствие, что сидеть вот так мне придется довольно часто.
От нечего делать я пытался представить себе, каким будет мой самый первый случай. Уж конечно, после стольких лет ожидания — что-нибудь самое заурядное. Теленок с кашлем, свинья с несварением желудка. Но, пожалуй, так даже лучше: начать с чего-то простенького и сразу вылечить животное... Спокойное течение моих мыслей прервал трезвон телефона в коридоре, разносившийся по пустому дому как-то особенно громко. Я взял трубку.
— Мистер Фарнон? — резко спросил глубокий бас.
— Нет, к сожалению, он уехал. Говорит его помощник.
— Когда он вернется?
— Боюсь, что поздно ночью. Могу ли я вам помочь?
— Ну уж не знаю, можете или нет. — Тон стал очень суровым. — Я мистер Соме, управляющий имением лорда Халтона. Очень ценную охотничью лошадь схватили колики. Вы что-нибудь о коликах знаете?
Меня это разозлило.
— Я дипломированный ветеринарный врач и, мне кажется, должен что-то о них знать.
Наступила длительная пауза, потом голос рявкнул:
— Ну что ж, пускай вы. Да и в любом случае я знаю, что нужно ей впрыснуть. Захватите ареколин. Мистер Фарнон всегда им пользуется. И ради бога, не тяните до полуночи. Когда вас ждать?